Шрифт:
«Буржуазная зараза
Всюду ходит по пятам.
Опасайся пуще глаза
Ты внебрачных связей там.
Там шпионки с крепким телом.
Ты их в дверь — они в окно!
Говори, что с этим делом
Мы покончили давно.
Могут действовать они не прямиком:
Шасть в купе — и притворится мужиком,
А сама наложит тола под корсет.
Проверяй, какого пола твой сосед!»
Тут давай его пытать я:
«Опасаюсь — маху дам!
Как проверить — лезть под платье?
Так схлопочешь по мордам…»
Но инструктор — парень дока,
Деловой — попробуй срежь!
И опять пошла морока
Про коварный зарубеж.
Популярно объясняю для невежд:
Я к болгарам уезжаю — в Будапешт.
Если темы там возникнут — сразу снять.
Бить не нужно, а не вникнут — разъяснять!
Я ж по-ихнему ни слова,
Ни в дугу и ни в тую!
Молот мне — так я любого
В своего перекую.
Но ведь я не агитатор,
Я — потомственный кузнец.
Я к полякам в Улан-Батор Не поеду, наконец!
Сплю с женой, а мне не спится:
«Дусь, а Дусь… Может, я без заграницы обойдусь?
Я ж не ихнего замеса — я сбегу.
Я на ихнем ни бельмеса, ни гугу!»
Дуся дремлет, как ребенок,
Накрутивши бигуди.
Отвечает мне спросонок:
«Знаешь, Коля, — не зуди.
Что ты, Коля, больно робок —
Я с тобою разведусь.
Двадцать лет живем бок о бок —
И все время: «Дусь, а Дусь…»
Обещал, — забыл ты, нешто? Ох, хорош!..—
Что клеенку с Бангладешта привезешь.
Сбереги там пару рупий, не бузи.
Мне хоть че! — хоть черта в ступе привези».
Я уснул, обняв супругу,
Дусю нежную мою.
Снилось мне, что я кольчугу,
Щит и меч себе кую.
Там у них другие мерки,
Не поймешь — съедят живьем…
И все снились мне венгерки
С бородами и с ружьем,
Снились дусины клеенки цвета беж
И нахальные шпиенки в Бангладеш,—
Поживу я, воля божья, у румын.
Говорят, они с Поволжья, — как и мы.
Вот же женские замашки!
Провожала — стала петь,
Отутюжила рубашки —
Любо-дорого смотреть.
До свиданья, цех кузнечный,
Аж до гвоздика родной,
До свиданья, план мой встречный,
Перевыполненный мной!
Пили мы — мне спирт в аорту проникал,
Я весь путь к аэропорту проикал.
К трапу я — а сзади в спину будто лай:
«На кого ж ты нас покинул, Николай?!»
[1973—1974]
* * *
На дистанции — четвёрка первачей.
Каждый думает, что он-то побойчей,
Каждый думает, что меньше всех устал,
Каждый хочет на высокий пьедестал.
Кто-то кровью холодней, кто — горячей,
Все наслушались напутственных речей,
Каждый съел примерно поровну харчей, Но судья не зафиксирует ничьей.
А борьба на всём пути,
В общем, равная почти.
— Расскажите, как идут,
бога ради, а?
Телевидение тут
вместе с радио.
— Нет особых новостей —
всё ровнёхонько,
Но зато накал страстей —
о-хо-хо какой!
Номер первый рвёт подмётки как герой,
Как под гору катит, — хочет под горой
Он в победном ореоле и в пылу
Твёрдой поступью приблизиться к котлу.
Почему высоких мыслей не имел?
Потому что в детстве мало каши ел.
Голодал он в этом детстве, не дерзал,
Успевал переодеться — ив спортзал.
Что ж, идеи нам близки:
Первым — лучшие куски,
А вторым — чего уж тут,
он всё выверил —
В утешение дадут
кости с ливером.
Номер два далёк от плотских тех утех.
Он из сытых, он из этих, он из тех,
Он надеется на славу, на успех,
И уж ноги задирает выше всех!
Ох, наклон на вираже! — бетон у щёк,
Краше некуда уже, а он — ещё.
Он стратег, он даже тактик, словом — спец, —
Сила, воля плюс характер — молодец!
Чёток, собран, напряжён
И не лезет на рожон.
Этот будет выступать
на Салониках,