Шрифт:
И я не собиралась этого делать.
— Тебя об этом попросил Маркус?
— Да. Когда ты не с Сетом, то Линард, Леон или я наблюдаем. Есть большая вероятность, что тот, кто хотел причинить тебе вред…
— Министр Телли, — добавила я, сжав руку в кулак.
— Тот, кто хотел причинить тебе вред в Катскиллс, попытается снова. И есть еще фурии.
Я ударила грушу, сразу же вздрогнув, потому что ноющие мышцы на ребрах напряглись. Нужно было сначала их стянуть. Глупо:
— Вы не можете тягаться с фуриями.
— Если они покажутся, мы попытаемся.
Покачав головой, я отступила назад:
— Вы умрете в попытках. Эти создания… ну, ты видел, на что они способны. Если они придут, просто отойдите с дороги.
— Что? — его голос окрасило неверие.
— Я не хочу, чтобы люди умирали без причины.
— Умирали без причины?
— Ты знаешь, что они будут возвращаться снова и снова, и я не хочу, чтобы кто-то умер, поскольку всё кажется… неотвратимым.
Его вдох эхом разнесся по маленькой комнате.
— Ты говоришь, что веришь что твоя смерть неотвратима, Алекс?
Я еще раз ударила грушу:
— Я не знаю, что говорю. Просто забудь об этом.
— Что-то… что-то в тебе изменилось.
Меня наполнило желание сбежать из этой комнаты, но вместо этого я посмотрела на него. Я взглянула вниз на свои ладони. Знаки были все еще там. Почему я постоянно проверяю их, как будто они исчезнут или что-то в этом роде?
— Столько всего случилось, Айден. Я уже не тот же самый человек.
— Ты была тем же человеком в тот день, когда узнала о своем отце, — сказал он, и его глаза приняли грозовой оттенок.
Гнев зародился глубоко у меня в животе, растекаясь по венам.
— Мой отец не имеет ничего общего с этим.
Айден оттолкнулся от стены и вынул руки из карманов.
— С чем — с этим?
— Со всем! — мои ногти впились в ладони. — Какой во всем этом смысл? Давай гипотетически подумаем всего на секунду? Скажем, у Телли или кого-то еще не получится отправить меня в услужение, или убить меня, или фурии не разорвут меня на части, мне все еще должно исполниться восемнадцать. Я все еще должна пройти через Пробуждение. Так в чем смысл? Может быть, я должна уйти, — я направилась туда, где бросила сумку. — Может быть, Люциан позволит мне уехать в Ирландию или еще куда-нибудь. Я хочу посетить это место прежде, чем я…
Айден схватил меня за плечо, повернув меня так, что я оказалась с ним лицом к лицу.
— Ты сказала, что останешься в Ковенанте, чтобы иметь возможность закончить обучение, потому что тебе нужно быть Стражем больше, чем кому-либо в той комнате, — его голос стал низким, а глаза упорно искали мои. — Это была твоя страсть. Это изменилось?
Я дернула руку, но он держал крепко:
— Может быть.
Скулы Айдена вспыхнули:
— Так ты сдаешься?
— Я не думаю, что это значит сдаться. Назовем это… принятием реальности, — я улыбнулась, но улыбка была вялой.
— Это такая ерунда, Алекс.
Я открыла рот, но ничего не сказала. Я спорила с ними, чтобы остаться в Ковенанте и стать Стражем. И глубоко внутри я знала, я все еще хотела им стать ради моей мамы. ради себя самой, но я не была уверена, что это было все еще необходимо мне. Или с чем я могла согласиться, если быть честной с самой собой. После того, как я увидела тех слуг, распростертых на полу, и никому не было дела… никто не пришел им на помощь.
Я не была уверена, что могла бы быть частью такой жизни.
— Ты никогда не была тем, кто тонет в жалости к самой себе, когда обстоятельства против тебя.
Мои зубы сжались.
— Я не тону в жалости к самой себе Айден.
— Правда? — мягко сказал он. — Так же, как ты не довольствуешься малым в случае с Сетом?
О, дорогие боги, не это я хотела услышать.
— Я не довольствуюсь малым, — лгунья, шептал голос в моей голове. — Я не хочу разговаривать о Сете.
Он отвел на секунду глаза и потом снова сфокусировался на мне:
— Я не могу поверить, что ты простила его за то… за то, что он с тобой сделал.
— Это была не его вина, Айден. Сет не давал мне зелье. Он не заставлял…
— Он все равно должен был вести себя по-другому!
— Я не буду с тобой это обсуждать, — я начала пятиться.
Его рука напряглась:
— Так ты все еще… с ним?
Глубоко внутри, я не могла понять что случилось с Айденом, который держал меня в объятьях когда я рассказывала ему об отце. С той его модификацией было гораздо проще иметь дело. И опять, очевидно, я не вела себя как тот человек, каким была раньше. И мне нравилось, как он сказал "с ним" — как будто само его имя заставляло его хотеть что-нибудь ударить.