Результаты опытов были мною доложены в местном научном обществе в декабре 1919 года. Опыты позволили впервые точно установить, что отрицательные ионы воздуха действуют на организм благотворно, а положительные — чаще всего оказывают неблагоприятное влияние на здоровье, рост, вес, аппетит, поведение и внешний вид животных. Полярность ионов постепенно разоблачалась в полном соответствии с моими теоретическими предположениями. Все опыты без исключения дали совершенно одинаковый результат. Смертность крыс при отрицательной ионизации была минимальная, при положительной — максимальная. Вес съеденного крысами корма при отрицательной ионизации был максимальным, при положительной — минимальным, что можно было хорошо объяснить болезненным состоянием животных, получивших сеансы положительной ионизации. Цифры обнаруживали разительное различие! Таблицу результатов я повесил над своим письменным столом и любовался ею, ибо цифры лучше всяких слов говорили о большой победе, одержанной нашим трио над природой. Еще одна ее маленькая тайна была раскрыта в результате упорной работы.

Мой доклад был размножен на ротаторе и разослан ряду научных деятелей. Перевод доклада я послал моему любимому ученому — профессору Сванте Аррениусу в Стокгольм при посредстве Леонида Борисовича Красина. Надо отметить, что профессор Аррениус — один из самых многосторонних ученых нашего века, творец электролитической теории диссоциации растворов, автор ряда замечательных работ в области химии, физики, астрономии, космологии, метеорологии и биологии. Всюду, где только было возможно, он умело применял математический анализ, и потому его доказательства отличались точностью и обладали наибольшей достоверностью. Книги Сванте Аррениуса, как в подлинниках, так некоторые из них и в переводах, были моими настольными книгами, и потому неудивительно, что свою первую работу я послал ему для ознакомления. Второй побудительной причиной было то, что шведский ученый интересовался действием атмосферного электричества на некоторые физиологические явления. Из литературы я знал, что влиянием атмосферного электричества никто не интересовался в такой мере, как это следовало бы. Я надеялся, что мои опыты привлекут внимание знаменитого исследователя. В самом деле, профессор Аррениус внимательно прочитал мою работу и 20 мая 1920 года написал мне любезное ответное письмо.

Константин Эдуардович, как всегда, был внимателен и благожелателен. Он радовался моим успехам и удачам в опытах и огорчался, если у меня что–либо не ладилось, а последнее случалось и нередко, — то не удавалось получить хороших кормов для лабораторных животных, то внезапно выходила из строя аэроионификационная аппаратура, то приключалось еще что–нибудь неожиданное. Приходилось все начинать сначала. И так — в мучительных неудачах и неполадках — проходили месяцы. При очередном моем посещении К. Э. Циолковский задавал первый вопрос:

— Ну, как опыты?

И если получал положительный ответ, то лицо его расплывалось в улыбку, и он говорил:

— Слава богу, радуюсь за вас!.. Слова его были искренни и сердечны.

Когда опыты давали бесспорный результат, я шел к Константину Эдуардовичу и демонстрировал ему свои таблицы. Он качал головой и говорил:

— Убедительно!..

Нередко, особенно в летние месяцы, он заходил к нам, хотя мы жили в противоположном конце города, и оставался обедать, а после обеда мы вели нескончаемые разговоры на самые различные темы. Поздно вечером я провожал его до дверей его дома на Коровинской улице (ныне — улица Циолковского).

Ответ профессора Аррениуса очень понравился Константину Эдуардовичу.

— Знаменитый ученый, — сказал он, когда я прочел ему полученное письмо, — не только одобряет и хвалит ваши опыты. Он приглашает вас приехать к нему для совместной работы и не как ученика, а как сотоварища для совместной работы. Эта оценка профессора Аррениуса — лучшее свидетельство того, что вы стоите на правильном пути! От души поздравляю вас, Александр Леонидович! Ведь именно Аррениус сыграл в свое время в моих термодинамических воззрениях главную роль — он отстаивал вечную молодость Вселенной и не признавал энтропии открытых систем!

Но никто, пожалуй, не истратил столько сил, сколько истратил их Константин Эдуардович, чтобы возможно шире распространить мнение Аррениуса о моих работах. Он рассказывал об этом письме всем, кого встречал.

— А сами вы, Константин Эдуардович, как относитесь к этим работам? — спрашивали его.

— Это очень серьезные и нужные исследования… Отзыв К. Э. Циолковского о моих исследованиях был все же первым добрым откликом. Мало того, он пожелал, чтобы я создал ему отрицательно ионизированный воздух в его светелке.

От старых времен у него сохранилась детская электростатическая машина. Я как–то до самого вечера провозился у Константина Эдуардовича на веранде, пытаясь исправить эту машину. Но она была очень старой, с оборванными и отклеенными станиолевыми листочками, и мой труд пропал даром. Подклеенные столярным клеем листочки, высохнув, отклеивались. Диск был сильно покороблен, вращался плохо, и его точки при вращении описывали самые сложные кривые… Наконец, увидя безуспешность моих попыток исправить машину, я предложил Константину Эдуардовичу принимать сеансы аэроионотерапии у меня в лаборатории. Однако из этого ничего не вышло. После двух–трех сеансов он стал делать пропуски. Свободного времени у него было мало, да и ходить к нам часто ему было трудно и далеко.

В 1920 году я вновь получил письмо от профессора Сванте Аррениуса, которое очень взволновало меня. Это был второй добрый отзыв о моих работах. В своем письме он не только приглашал меня к себе для совместной работы и тем самым косвенно признавал мой приоритет в ионизации, но и писал, что экспериментально доказанный факт биологического действия ионов воздуха имеет важное значение для науки вообще. Таков был смысл письма шведского ученого, и это принесло мне большое удовлетворение. Ведь мне пришлось перенести немало насмешек и много трудностей на пути исследований. Письмо знаменитого ученого было тем попутным ветром, который впервые подул в сторону этих работ.