Любой другой, уважающий себя офицер вспылил, когда его тыкает зэк, но не капитан контрразведки. Не то что бы Гавриил себя не уважал, просто у него была железная выдержка, как и любого разведчика, тем более работающего во вражеском тылу.

— Ты делаешь страшную ошибку, Хел, как бы потом не пожалел! — Бросил Палкин, выходя из допросной.

— Чёрт! — И грохот рядом с правым ухом привели Бориса в чувство.

Когда окаменевшее веко с трудом приподнялось, то взору открылся маленький в две койки медкабинет. Кулак человека, стоявшего к пациенту спиной, всё ещё оставался на столе, глее тряслись после удара баночки, ампулы и медицинские инструменты.

— Он никак не очнётся, что за бред, он хоть сможет говорить? — Узнал голос капитана Палкина Борис.

— Да, жизни заключённого Тельцова больше ничего не угрожает, у него сотрясение, перелом двух рёбер, двух пальцев, колотая рана на бедре и множественные гематомы, всего на всего. — Это уже отвечал Медик.

Так заключённого прозвали в тюрьме, он исполнял обязанности врача, когда требовалась медпомощь, а так как и все работал на лесоповале. Своего врача в Исправительном Учреждении не было, Красные не выделяли для заводов, промрайонов и тюрем никакого персонала, кроме охраны.

Наконец, капитан повернулся, «клякса» расплывалась в глазах Бориса.

— Ладно, всё равно он не скоро, как я понимаю, очнётся.

Когда Палкин открыл дверь, за ней стоял комендант.

— Как очухается сообщи мне, ясно?

— Как белый день.

— Не ёрничал бы ты, за него мне взбучка будет, а от её силы зависит твоя.

— А я что? Я же того… Я же…

— Всё, пропусти!

По коридору отдалялись тяжёлые шаги капитана и мелкие семенящие — коменданта. «Покой, тишина, безопасность» — успел подумать Борис, как сознание его ушло в мир грёз.

Докладывать о провале операции было стыдно и скверно. Больше всего на свете Гавриил не любил, когда его отчитывают, тычут мордой, как несмышленого котенка в собственное… в свои проделки, в общем. Вот и сейчас, когда он поднимался по ступеням на последний этаж, на сердце кошки скребли. «Я же ведь только припугнуть, власть показать, не убивать же. Это всё чёртов комендант со своими дуболомами.» — Думал Палкин, поднимая одеревеневшие ноги. «Этот сопляк, Дерягин, наверное, опять сияющий с докладом об успехе придет, а у меня снова провал, так и вылететь можно, ага, да, запросто. Только, это уже не просто потеря работы, ещё и прямая угроза моей жизни, Красные меня в покое не оставят.». Капитан остановился у двери с табличкой «Т.П. Боковин.». «Наверняка, этот старый хрен всё уже знает, но ведь попросит же самому рассказать, унижать будет, хоть бы там Дерягина не было». Тихий, неуверенный стук в дверь и глухое разрешение. По голосу Палкин понял — капут!

— Ну, и? — Только и проронил Боковин, стоя спиной к вошедшему капитану.

Генерал смотрел на улицу пустыми глазами, он только и думал об операции, столько много времени и трудов поглотившей.

— Да, что тут скажешь? Виноват, генерал — полковник. — Одним из способов смягчить начальника было признание вины.

— Да кто ж тут спорит? У тебя хоть ума хватило главного из зэков пристрелить! Тебе, надеюсь, ни чего не предъявили?

— Ни чего кроме благодарности за усмирение бунта. — Нагло соврал Палкин, выгораживая хоть одно умное решение.

— Это ж надо только додуматься! Надавить на информатора силой, наняв зэков! Ты чем думал, олух? — В конец распылился Боковин.

«Ну хоть Дерягин этого не слышит» — успокоился капитан.

— И чего ты молчишь?

— Виноват! — Вытянувшись, гаркнул Палкин, вторым способом было внешнее спокойствие. Генерал ненавидел трусов и, когда перед ним мямлили, заикались, и проявляли другие признаки страха, просто бесился.

— Это я уже слышал. Что в оправдание скажешь?

— Скажу, что оправдываться незачем, признаю, Дерягин был прав, на счёт моих методов.

У генерала глаза полезли на лоб, такого от гордого капитана Палкина он не ожидал. Самому Гавриилу было трудно произнести эти слова, одним предложением он раздавил своё самолюбие, гордость и самоуважение. Но что не сделаешь, что бы усмирить высокого начальника и к тому, же оставить своё рабочее место.

— Ладно. — Протянул Боковин, задумавшись. — Я передаю дело Бориса Тельцова Дерягину, а тебе поручаю собрать в архивах всю информацию о Мухине Захаре Ивановиче, и, что бы завтра утром в ровно семь у меня на столе, ясно?

— Так точно! — Вытянулся во весь рост Палкин.

«Ну, слава тебе Господи, пронесло, да и плевать на самолюбие, к чёрту гордость, как будто я сюда пробился, спины не сгибая» — Думал капитан, выходя из кабинета.

— Недолго ты Боря, отдыхал, уже комендант лично в допросную просит. — Сообщил Медик, тихонько тряся за плечо пациента.

— Тельцов, на выход! — Лязгнул властный голос тюремщика.