Шрифт:
Веселы молчал. Под лоснящейся лысиной вихрем, сменяя одна другую, проносились мысли: «Погиб. Убьют меня. Они все знают. Как спастись? Где выход? Сообщить в гестапо? Но телефон в другой комнате, а гестапо далеко — в Пардубице. Сопротивляться? Но винтовка и ружье в спальне, а пистолет в кармане куртки, что висит в коридоре… Что делать? Что делать? Они убьют меня…»
— Что же вы молчите, пан Веселы? Где же грелки? Почему вы их не принесли, как обещали?
К Веселы, наконец, вернулась речь. Подавив спазму в горле, он забормотал:
— Я не мог тогда прийти. Я был болен. Я приду в лес завтра и принесу все, что надо.
— Нет, вы пойдете с нами сейчас. Командир хочет поговорить с вами. Собирайтесь! — голос Попова звучал твердо, пистолет в руке качнулся вверх, как бы поднимая Веселы со стула.
Веселы испуганно поднялся, растерянно посмотрел на жену. Та вдруг сорвалась со стула, бросилась к Попову, срывающимся на визг голосом закричала, принялась выталкивать его из столовой. Попов легко отстранил от себя исходящую криком хозяйку. Она бросилась к мужу:
— Густав, ты никуда не пойдешь! Пойдем, ляг в постель, отдохни…
— Хватит визжать! — загремел злой голос Попова. — Одевайтесь и вы все. Быстро!
После окрика Попова хозяйка, к удивлению, сразу притихла, заметалась по комнате, не зная за что взяться.
Веселы воспрянул духом: вместе с ним пойдут жена и девочки. Значит, не убьют. Русские — не гестапо, с детьми не воюют.
Под присмотром Попова стал быстро одеваться. Поторапливал жену и дочек.
— Одевайтесь потеплей, — приказал тем Попов.
Гончарь между тем вынес из спальни винтовку и двуствольное охотничье ружье, оборвал шнур телефона.
Вышли во двор. Здесь Попов попросил перепуганную служанку принести ключи от погреба. Открыл дверь и приказал жене лесника и дочкам зайти в погреб, запер дверь и ключи бросил в речку.
— Ничего с ними не случится, пусть посидят пару часов в холодке. А вы, — обратился он к служанке, — через три часа пойдете к старосте села и расскажете, что здесь произошло. Только через три часа, не раньше. Понятно?
Позже мы узнали, что служанка не совсем точно выполнила приказание Попова. Желая, чтобы ненавистная пани лесничиха с паненками подольше посидела в погребе, служанка только на другой день утром побежала на доклад к старосте.
…Веселы шел всю дорогу молча. В наступивших сумерках подошли к небольшому лесному озеру. Гончарь и Ступенько стали по бокам лесника.
— Густав Веселы! — подойдя к нему вплотную и глядя прямо в глаза, медленно проговорил Попов. — Вы обвиняетесь в убийстве двух советских военнопленных в феврале этого года в лесу возле села Высокая…
Голова Веселы дернулась вверх, тело напряглось, как для прыжка.
— Это неправда! Кто меня обвиняет в этом?
— Вас обвиняют люди. Чешские люди…
— Это ложь! Люди ненавидят меня за то, что не позволяю им в лесу воровать…
— Вы обвиняетесь в пособничестве оккупантам и в связях с гестапо, — вел дальше Попов.
— Это неправда!
— С кем из гестапо вы связаны? Отвечайте!
— Кто вам дал право допрашивать и обвинять меня? Если вы мне что-нибудь сделаете, вы поплатитесь! Я вам!.. — задохнулся в крике Веселы.
Попов побледнел. С минуту молча стоял со сжатыми кулаками перед тяжело дышавшим Веселы.
— Вы обвиняетесь в предательстве советских партизан. Узнав, где находятся партизаны, вы сообщили об этом в гестапо и привели в лес карателей, — ровным, глухим голосом закончил Попов свое страшное обвинение.
— Это неправда! Это не я… — бормотал сломленный Веселы.
Попов подошел к нему вплотную, несколько мгновений смотрел в бегающие глаза предателя.
— Нет, негодяй, это правда! Мы позавчера видели тебя в лесу вместе с немцами, — бросил ему в лицо. — Предлагаю приговор — расстрелять.
— Согласен, — тихо сказал Гончарь.
— Согласен, — подтвердил приговор Ступенько.
Попов с пистолетом в руке подошел к Веселы. Левой рукой схватил его за воротник куртки, повернул к берегу озера.
Сухой треск пистолетного выстрела предатель уже не услышал.
Будни
Первое время мы все силы прилагали к тому, чтобы во всех нужных нам местах были наши осведомители, старались возможно быстрее и шире развернуть сеть источников информации.