— Такие только сверху. Когда Игихуль научился обжигать, он предложил Мескалам-дугу разобрать то, что было построено раньше, и сложить заново из обожженных кирпичей. Тот ему отказал и распорядился только обложить ими башню снаружи. Внутренность основания глиняная. Её размывает вода.

— Зачем мне все эти строительные тонкости?

— Если в сезон дождей будут сильные ливни, башня рухнет.

— Что ты предлагаешь?

— Отвести воду от башни. Сделать, как предлагал Игихуль. Не медля снять всех людей со строительства и расширить русло Бурануна. Тогда его уровень упадет, и он заберёт себе грунтовые воды.

— Демон Игихуль и твой разум повредил, Шубад! Ты же видишь, что происходит на строительстве! Никто не хочет работать. Угул не слушают. Сегодня утром одному не понравилось, как кассит месит глину, так тот ему проломил голову. Каждое племя считает, что должно получать больше других. Драки происходят постоянно, по три-четыре на день. А теперь представь, что будет, если этому сброду велеть всё бросить и идти раскапывать реку!

— Представь, что будет, когда башня рухнет!

— Что могу сделать я? Здесь главный — Мескалам-дуг. Пусть соберёт царей, которым эта башня нужна, и решит это вопрос.

— Не станет он этого делать. Он уже пожалел, что пустил их сюда. Теперь у него одна забота — чтоб его не свергли. Во дворце постоянные пиры, чтобы гости были всегда пьяные и не могли сговориться. Единственные люди, которые здесь что-то решают — это Игихуль и ты, Убар. Но только у тебя есть сила — твои воины.

— Мои солдаты тоже недовольны, — устало сказал Убар. — Башни боятся. Говорят, если нигде нет таких построек, значит боги того не хотят. Они даже не требуют увеличить плату. Только хотят, чтобы их отправили домой.

— Отправь.

— Отец замену не пришлёт. Ему самому солдаты нужны, — скривился Убар.

— Если башня рухнет, союз племён развалится. Сразу начнётся война.

— Аккад к ней готов.

Шубад, помедлив, сказал:

— Что ж получается… Пока племена тратили силы на башню, Аккад готовился их захватить? Союз был западнёй?

Убар столкнул камушек в яму. Глядя, как на поверхности жёлтой жижи расходятся круги, он произнёс:

— Такой исход был тоже предусмотрен.

— Поистине, не у одного Игихуля демон украл душу! — воскликнул Шубад.

— На строительстве работники бунтуют каждый день. Кричат, что им недоплачивают, — сказал Убар. — Все недовольны: мои аккадцы, касситы, луллубеи, хурриты — все!

Мескалам-дуг не спешил отвечать. Он кушал пшеничную лепёшку, обмакивая её в мёд. Доев и, не спеша, облизав один за другим пальцы, он сказал, скривив губы:

— А я при чём? Почему с этим ты пришёл ко мне?

Глядя, как по тройному подбородку лугаля стекают жёлтые капли, Убар воскликнул:

— Потому что ты зерна не даёшь!

— Я зерна не даю? — презрительно ухмыльнулся Мескалам-дуг. — Ты ничего не забыл, аккадец? Не забыл, на каких условиях я согласился вас всех сюда пустить? Если башня будет построена, вы сможете все, по-очереди молиться на её вершине. Поэтому и строить её будете все. Но платить своим работникам каждый будет сам. Говоришь, луллубеи чем-то недовольны? Так иди к луллубеям и разбирайся, кто им не платит и почему.

— Это ты что-то забыл, лугаль! — возразил Убар. — Мы решили, что своё зерно везти сюда не будем. Будем ваше храмовое покупать…

— Это вы сами придумали! Я только согласился, — перебил его. — Тогда была возможность. Но сейчас, извини, Сенаар в затруднении. Поля пустые, люди в храм зерна не несут.

— А я другое слышал, — сказал Убар, глядя исподлобья. — Говорят, ты разрешаешь Анунаки отпускать зерно только, если тебе за это платят. Говорят, с десяти мер две ты берёшь себе.

— Мало ли что говорят… — пробурчал Мескалам-дуг, вытирая ладонью вспотевшей лицо. — Не всем можно верить.

— Мне это один хурритский угула рассказал, — сказал Убар. — Он это под пыткой рассказал. Думаю, верить можно.

— Ну и что?

— Донесу об этом отцу… Ты не забыл, сколько наших воинов сейчас на твоей земле?

Мескалам-дуг некоторое время рассматривал Убара. Затем прошипел сквозь зубы:

— Грозить мне вздумал, аккадец?

С кряхтеньем он поднялся со своего ложа, подошёл к одному из сундуков, что были в трапезной, и достал из него два глиняных сосуда. Поставив их на стол, сказал:

— Гляди, аккадец! Вот две меры для зерна. Они разные. Одна больше, другая меньше. Та, которая больше — наша. Меньшая — это та, которой твои аккадские угулы отмеривают зерно в уплату вашим работникам. Что скажешь?