Мэттью появился в аудитории примерно на половине моей лекции и занял место в последнем ряду. Я решила, что он просто пришел спокойно поесть, поскольку обычно практиканты-хирурги не заскакивают на обеденные лекции семейных врачей. Но вместо того чтобы быстро перекусить, делая вид, что занят конспектом, Мэттью поднял руку и прервал мою лекцию.

— Чепуха, — заявил он, заставив всех обернуться. Многие слушатели улыбнулись, увидев нарушителя спокойствия, которого все знали как Бадди Холли (это прозвище он получил сразу же по прибытии в Сент Кэтрин за свои специфические очки). — Чем вы это докажете? — Мэттью действительно было интересно.

— Прошу прощения? — Я скрестила руки на груди. Лежавшие в нагрудном кармане ручки, судя по ощущениям, скользнули мимо бюста и впились прямо в ребра.

— Если вы верите, что это исследование проведено на должном уровне и его конечное утверждение правдиво, то тем самым признаете нулевую гипотезу, — сказал Мэттью.

— Признаю нулевую гипотезу? — повторила я. В его исполнении это прозвучало как обвинение в атеизме, хотя сам факт, что я не считаю Библию истиной в последней инстанции, — это ведь не доказательство того, что я не верю в Бога.

— Статистический анализ — это философия случайностей, — продолжил Мэттью, поднимаясь со своего места и подходя к доске, на которой я делала маркером пометки во время лекции. Мои глаза непроизвольно расширились от такой непосредственности. — В нашей жизни не бывает абсолютов. Даже достаточно достоверный статистический анализ не сообщит нам правды, его результат говорит лишь о том, что с определенной степенью вероятности правда будет находиться где-то между этим местом, — сказал Мэттью, правой рукой дотрагиваясь до моего плеча, — и вот этим. — Левую руку он положил себе на грудь.

Я уставилась на упомянутое пространство между нами.

— Теперь, если позволите… — Мэттью вытащил маркер и начал писать на доске, комментируя свои пометки: — Нулевая гипотеза утверждает, что экспериментальное отношение между объектом X и объектом Y является результатом случайности, — именно это экспериментатор и пытается опровергнуть. Он стремится доказать, что это больше чем случайность, он хочет с помощью статистики определить шанс подобных отношений. — Мэттью подчеркнул последнее слово. — В результате экспериментатор либо отказывается от нулевой гипотезы, либо опровергает ее, но никто и никогда с ней не соглашается.

Мне внезапно стало интересно. Может, он имеет в виду нечто большее, чем тема лекции, а именно… нас?

— Эй, это же перманентный маркер, — раздался с первого ряда голос Мери Ворсингтон.

Мэттью лизнул палец и попытался стереть свое творчество с доски, но даже сейчас, месяц спустя, надпись все еще красуется на ней.

— Господи, я прошу прощения.

— Хирургия задолжала нам новую доску, — добавил кто-то из аудитории.

— Заметано, — с готовностью ответил Мэттью, кивнув слушателям.

Однако, несмотря на показную уверенность, он, вернувшись на свое место, скромно просидел весь остаток дискуссии и не пытался больше выступать с собственным мнением.

После занятия я поймала его в коридоре и спросила, о чем, черт побери, он пытался рассказывать у доски.

— Для тебя это, должно быть, действительно важно, раз ты не побоялся испортить нашу доску. — Я улыбалась, искренне надеясь, что он больше заинтересуется мной, нежели предложенной темой. Однако Мэттью остался серьезным, ответив так, словно мы обсуждали политическое шоу или атипичную пневмонию.

— В авторских методиках всегда существует одна и та же ошибка. Я имею в виду ту самую критическую ошибку, к которой люди уже привыкли, — ответил он. — Автор исследования берет одну контрольную группу и использует ее снова и снова для самых разных сопоставлений. Меня такой подход просто бесит. Результаты потом оглашаются, а ведь они полностью бессмысленны.

— Почему бессмысленны? — поинтересовалась я.

— Потому что нельзя случайным образом отобрать группу людей и решить, что данная выборка является репрезентативной в любом из возможных случаев. Все необычное отсекается контролем как неподходящее, остальное сравнивается с контрольной группой и на основании совпадения начинает считаться нормой. Таким образом, конечный результат всегда получается извращенным.

— Понятно, — ответила я, хотя на самом деле понимала лишь то, что у него густые ресницы, зеленые глаза и недюжинный темперамент.

— Как бы там ни было, нужно всегда иметь два независимых параметра и искать истину где-то между ними, — закончил Мэттью.

Внезапно на меня нахлынули непонятные чувства — надежда, отчаяние, головокружение, усталость? — и я поняла, что именно этого момента ждала так долго. Момента, который сведет двух разных людей вместе и станет для них знаковым. Мэттью и я — два абсолютно независимых параметра, и, вероятно, истина окажется где-то рядом.