Паскутти, или «сор Фели» [5] , как именовали его на римском диалекте соседи, был частым посетителем траттории «У Лозы», что находилась неподалеку от дома, где он жил в собственной квартире, занимавшей целый этаж. Тратторию держала молодая супружеская пара Анна и Бальдо Каролини. Это были приветливые люди, спорые в работе, никогда не отказывающие в кредите, если какой-нибудь из постоянных клиентов попадал в трудное финансовое положение. Посетители любили тратторию «У Лозы». Даже в голодные времена гитлеровской оккупации здесь можно было получить чашечку настоящего черного кофе или выпить стаканчик хорошего красного вина.

Сор Фели не был человеком расточительным и предпочитал обедать дома даже по воскресеньям. Но выпить кофе или вина обязательно заходил к Бальдо и Анне. Это не отягощало карман и давало возможность пообщаться с людьми.

В один из своих традиционных визитов сор Фели заметил за дальним столиком в углу траттории четырех незнакомцев с газетами в руках. Они явно не походили на обычных посетителей траттории. То ли потому, что были необычно молчаливы, то ли еще почему-то. Через некоторое время за тем же столом он увидел новых незнакомцев, потом других, третьих… Они были все разные. Единственно, что их роднило друг с другом, — это молчание и газеты. Все они держали в руках газеты и читали их явно с не итальянским вниманием,

— Синьора Анна, — спросил сор Фели как-то своим вкрадчивым голосом, — что за странные клиенты к вам ходят иногда? Вон за тот дальний стол садятся…

Анна не растерялась. Отведя Паскутти в сторону, она с заговорщицким видом зашептала быстро-быстро:

— Мы сами люди странные, сор Фели. Торгуем не только кефиром и молоком, но и динамитом. Его у нас полный подвал навалено. Если дернем за шнурочек, от нашей улицы одно название останется: погибать, так с фейерверком…

Паскутти сделал вид, что оценил остроумие хозяйки. Вопросов он больше не задавал…

Но любопытство Паскутти не на шутку обеспокоило Бальдо и его жену. Никакого динамита в подвалах траттории, конечно, не было. Но здесь частенько находилась то одна, то другая группа русских, бежавших из немецких концлагерей, в ожидании, пока партизаны не выведут их из города. Если бы немцы открыли люк и заглянули в подвал, ничто бы не спасло ни Бальдо, ни Анну от фашистской виселицы. Гитлеровцы на сей счет были большими аккуратистами… Подпольщики встревожились. Всех русских перевели в другое безопасное место. Но синьор Паскутти, видимо, не захотел поделиться своими наблюдениями с ОВРА.

Анна и Бальдо уже год как помогали «русскому подполью». Впервые это произошло накануне Нового, 1943 года. Утро началось с уборки траттории. По улице еще не проходил ни один прохожий, а Анна уже протерла мокрой тряпкой затоптанный с вечера пол, постелила на столах свежие скатерти и подлила масла в лампадку, мерцавшую перед безразличным ликом святой мадонны. Бальдо гремел на кухне посудой, готовя нехитрую снедь для завтрака утренних посетителей.

Закончив уборку, Анна взяла ведро с грязной водой и направилась было в кухню. В этот момент вдруг заскрипела дверь, и в тратторию вбежали четверо тяжело дышавших людей. Они остановились у порога и все вместе, как по команде, кивнули в знак приветствия хозяйке. На странных посетителях была надета немецкая форма без погон.

Анна вначале не обратила на это внимания, решив, что перед ней самые настоящие немцы. А раз так, значит, придется выставлять на стол все лучшее, что удалось достать, без всякой надежды получить плату за еду. С оккупантами шутки плохи.

— Что прикажете? — хмуро спросила Анна.

— Эссен…

Это слово, произнесенное по-немецки, один из пришельцев сопроводил жестами, дав понять, что просит поесть.

— Эссен? — Анну захлестнул ее горячий темперамент. — Эссен! Может быть, синьоры желают бифштекс по-флорентийски с кровью или миланскую котлету с яйцом и карчоффи в сливочном масле? Извините, синьоры, ничего у нас нет, кроме желудевого кофе. Все деликатесы слопали ваши же «камерады» еще год тому назад.

Только выпалив все это, Анна спохватилась: не переборщила ли? Но немцы попались какие-то странные. Они ничего не ответили на откровенную нелюбезность хозяйки.

Прошло еще несколько секунд в обоюдном молчании. «Немцы» переглянулись. Да, они, видно, не ошиблись адресом — нескрываемая враждебность хозяйки служила ей лучшей характеристикой. Один из пришельцев вдруг выступил вперед, повернулся спиной к Анне и резким движением снял мундир. Под ним не было исподнего. Голая спина, исполосованная кровоподтеками, походила на матросскую тельняшку.

— Мамма миа, мадонна всемилостивая! Где же это так вас угораздило? — всплеснула руками Анна.

— Русси, русские мы, — произнес мужчина, опуская френч.

Коверкая итальянские и немецкие слова, странные посетители объяснили Анне, что они военнопленные, только что бежали из лагеря и просят дать им убежище.

Из кухни появился Бальдо. Двух слов жены ему было достаточно, чтобы понять, в чем дело.

— А что, если это ловушка гестапо?

Бальдо пристально смотрел в глаза Анне. Кто может гарантировать, что эти люди не гитлеровцы, кто может предусмотреть все коварство гестапо? Выстрелы, внезапно раздавшиеся за окном, были сигналом к действию.