Шрифт:
Кох поднес сложенные втрое пальцы к самому носу Брюкке. Тот осторожно отвел руку Петера, деревянным голосом спросил:
— Она рассказала что-нибудь интересное?
— В том-то и дело, что нет! Девочка оказалась первый сорт. Он ей жжет щеки сигаретой, а она молчит, только слезы катятся. Но ведь хитрая бестия этот Хенке! Когда убедился, что девица не из слабого десятка, он подсунул ей старичка — падре из Ватикана. Тот и растопил девичье сердце. Она-то не без грешков оказалась. Любимый, видите ли, у нее был. Она попросила падре разыскать этого молодца и адрес дала. И ты знаешь, кто он? Слушатель «Руссикума»! Только майор Отто Хенке проворонил семинариста-то… Про-во-ро-нил!.. И теперь, видишь, сидит как сыч…
— А где же этот семинарист?
— А черт его знает! Смотался. Да, удалось установить, что он связан с подпольем и довольно много ухлопал наших, знакомясь с ними под видом офицера вермахта…
— А что же это за падре был такой ловкий?
— А это, Брюкке, секрет. Поп — наш агент. Кличку его сказать могу: «Иезуит», а вот имечко — ни-ни, тайна. Да и зачем тебе, интенданту, влезать в наши деликатные дела! У нас свой закон: чем меньше знаешь, тем лучше. А вот семинарист меня беспокоит. Скажем, сидим мы с тобой рядом, а он, например… вон, видишь, смотрит на нас эта пьяная харя? Кстати, ты знаешь, что это за тип?
— Нет, не знаю…
— Господа офицеры, минутку внимания! — Полковник Эберхард фон Маккензен поднялся со своего места, постучал вилкой по бокалу. — Я вынужден оставить вашу приятную компанию. Меня, к сожалению, ждут срочные дела. Я предлагаю поднять последний тост за нашего дорогого гостя, специального уполномоченного Берлина майора Отто Хенке, и пожелать ему успехов в его работе, которую он проводит в тяжелых условиях и в трудное время.
Сидящие за столом недружно встали. Выпили. Хенке, не садясь, холодно поблагодарил полковника, сипло сказал:
— Спасибо вам, господа. Мы неплохо потрудились. Конечно, у нас были срывы и неудачи. Но я вас уверяю, господа, что через несколько дней с римским подпольем будет покончено! Они у меня все здесь… — Майор сжал кулак левой руки, правой выплеснул в рот очередную рюмку коньяку и тяжело плюхнулся на свой стул. Через некоторое время он опять поднялся и нетвердой походкой направился к выходу из зала.
— Пошел в сортир изливать свою душу, — съязвил Кох. — Вот уже истинно человек рождается в грехе, живет в пакости и подыхает в маразме.
— Слушай, Петер, меня тоже что-то мутит, где здесь…
— Эх ты, интендант! Выйдешь направо, по коридору, потом налево, а там две двери: одна на улицу, другая… в общем, там сам разберешься.
Брюкке встал и, сильно шатаясь, пошел к выходу. Кох задремал, уронив голову на руки.
«Лишь бы никто не поплелся за мной», — лихорадочно думал Стефан, идя быстрым шагом по коридору. Хмеля как не бывало. Страшное нервное напряжение делало свое дело. Дверь с двумя нулями.
Стефан остановился, вытащил из кобуры «вальтер», легонько толкнул дверь…
Майор Отто Хенке стоял спиной у умывальника. Журчала вода из крана, майор плескал ее себе на лицо. «Выстрелить в затылок, как он стрелял в Людмилу? Нет, надо посмотреть в глаза этой гадине, посмотреть и сказать…»
— Майор Хенке?
— Какого дьяво…
Повернувшись и увидев дуло пистолета, майор моментально протрезвел. Челюсть у него отвисла, с уголков рта потекла слюна, дрожащие руки сами собой потянулись вверх.
Стефан не кричал, говорил почти шепотом безо всяких интонаций.
— Опусти руки! Ты храбр, только когда стреляешь в затылок женщине и бьешь тех, у кого связаны за спиной руки. Жалею, что у тебя будет легкая смерть. Ты ее не заслужил, потому что ты не солдат и даже не палач, а мерзавец…
Стефан не услышал своих выстрелов. В банкетном зале началась беспорядочная пальба. Пьяные вдрызг эсэсовцы устроили салют в потолок. Надо было быстрее уходить. Но Стефан не мог уйти так…
«Где же карандаш, черт его побери? — Он судорожно рылся по карманам. — Ах, вот он, наконец! Теперь клочок бумаги…» Стефан написал: «За Людмилу. С приветом. Друг Германии». Сложил листок вдвое, засунул под погон Хенке, валявшемуся на полу около умывальника. Приподнял труп под мышки, подтащил к унитазу…
Выйдя во двор, Стефан, покачиваясь, лениво направился к своей машине. Сердце, казалось, готово было выскочить из грудной клетки. «Только бы не остановил часовой!» Но часовой был настроен благодушно.
— Доброй ночи, господин майор…
— Доброй ночи… Тепло сегодня.
— Тепло, господин майор.
Машина, как назло, не заводилась.
— Снимите со скорости, герр майор. Мы вас подтолкнем. Эй, Ганс, открой ворота и помоги толкнуть машину господина майора…