Шрифт:
Мда! Как же быть?
Не знаю. Я к докладу готов! Набычился генерал.
А если я прикажу или просто у Вас изымут план и я сам ознакомлюсь, на досуге?
Балуевский оскалился: Вам придется изымать мою голову, но она способна озвучить разработку только в комплекте с остальными органами. Записей нет! Ни где и ни у кого. Офицеров — разработчиков знаю только я. Схема продумана и работает без сбоев. Семь месяцев назад, при небольшом подозрении в нескромности разработчика, схема защиты сработала и получилось ДТП. С трагическим исходом. Пытать меня или колоть сывороткой «правды», Вы надеюсь не станете.
Прим.: если в советские времена Армия и Флот люто ненавидели партию–правительство. То судя по тексту, сейчас презирают.
Полагаю обоснованно.
Круто!
Простите, мы приобрели большой опыт работая с Горбачевым и Вашим предшественником, не хочу упоминать, противно.
Ну будет Вам. Давайте, что я должен сделать?
Все просто: внимательно прочтите и распишитесь.
Путин взял лист бумаги и с хмурым видом стал читать.
Ни хрена себе, генерал? Вы, как здоровы!? Это же шантаж первого лица государства!!!
Балуевский пожал плечами: Вы можете меня уволить прямо сейчас. Ровным тихим голосом добавил: или отдать под суд. Или ДТП. Но ознакомившись с планом, Вы обязуетесь пройти эту дорожку до конца. Или пока план не будет реализован, или утратит актуальность для практического применения.
Ладно! Я расписываюсь. Где же Вы собираетесь хранить бумагу? Ведь сами запретили любые записи.
Я не знаю, где она будет лежать и у кого. Это входит в систему защиты информации. Я
просто передам ее в пакете. И все!
Серьезные Вы ребята?! А Вы не хотите передать материалы в ФСБ лично Директору?
Господин Президент! Разрешите поделиться наблюдениями за жизненными обстоятельствами?!
Поделитесь…
Месяца четыре, как мой порученец, толковый парень с хорошим боевым опытом возил документы. И так совпало сначала в ФСБ, а через неделю в СВР.
Дело — это не скорое, пока все подписи собрал, пока сдал, пока принял. В общем пришлось ему пообедать, в обеих столовках.
Он, что кулинар или гурман?!
Нет! Но Бог его наделил наблюдательностью и умением делать выводы.
Так вот. О чем говорили офицеры центральных аппаратов бывшего КГБ!
В ФСБ: этот машину купил; этот дом построил; а тот сына воткнул в наблюдательный совет банка.
В СВР: это полковника получил; этот готовится к командировке; а этот уходит преподавать!
Мой порученец сделал выводы и я с ним согласен. Вы сами наша «голова» и справитесь! Пусть уж бумаги побудут со мной, до поры…
Да и жизнь такая, научила. Во всяком случае у Ельцина я такую расписку брать бы не стал. А стал бы мне руки выкручивать — пристрелил бы. Опять ровным, тихим и оттого страшным голосом добавил генерал.
Толково! Я подумаю…
Ну с формальностями покончено. Я, конечно, не понял как Вы подобрались к моим личным тайнам. Но дело сделано. Так с чего начнем?
С положения нашей многострадальной Армии и такого же несчастного Флота.
Мы не боеспособны. Вооруженные Силы, Верховным которых Вы являетесь по должности, не боеспособны!
Строго говоря обстановка еще хуже чем в сорок первом! Я к тем временам возвращаться не буду, вот что мы имеем сейчас!
А имеем мы превосходного солдата, качество человеческого материала, конечно, снизилось. Однако этот же процесс происходит во всех армиях Европы. Так что — это не смертельно и компенсируется воспитанием, обучением. В нашем случае еще и кормежкой.
В чем мы безнадежно отстаем? В том, что роднит наши Вооруженные Силы с Армиями Европы: офицерский корпус! Ну не воюет солдат без офицера, не может, не в состоянии, по определению.
Наш офицер вынес на себе и обеспечил все результаты России, от Петра начиная. И он был превосходен, равен немецкому, в чем — то опережая его, в чем — то отставал…
Теперь этого важнейшего фактора нет или почти нет, во всяком случае — это важнейший фактор действенно сказывается на планировании.
Вывод пренеприятен: офицерский корпус, определяющий, что получится Победа или Поражение, недееспособен в своем подавляющем большинстве. После целенаправленных ударов по этой тонкой материи, и без того ослабленной политорганами и блатом в советские времена, сейчас полный распад. Тот тонкий слой, который мы оценивали в семь — восемь процентов в 1985 году, офицерского корпуса воспринимающих Армию и Флот, как свою судьбу и как профессию, как служение, а не средство пропитания, к 2000 году, по разным причинам, прежде всего из — за невыносимо оскорбительного, предательского отношения главы государства к Армии, осталось от одного до полутора процентов. И это самый оптимистический прогноз.