Шрифт:
— Мы естем радянские жолнежи! Мы советские солдаты!
— Да, да… — заулыбалась в ответ женщина.
«Спартак» спешил завести разговор, ради которого разведчики и пришли в деревню.
Хозяин неторопливо, словно взвешивая каждое произнесенное им слово, рассказал, где поблизости есть немецкие гарнизоны, каких хуторов следует опасаться, где находятся жандармы. Прощаясь с десантниками, он сказал!
— Если потребуется наша помощь, заходите… Только будьте осторожны, сынки.
— Спасибо! Мы будем называть вас «тестем».
«Спартак» и его товарищи после этой встречи частенько потом наведывались на хутор к «тестю».
Местные жители снабжали разведчиков едой и теплой одеждой. А позднее через поляков, мобилизованных гитлеровцами на рытье окопов, к разведчикам стала стекаться информация и об укреплениях на западном берегу Варты: траншеях, надолбах, огневых точках, переправах через реку…
— Кульчицкий, — обратился как-то Островский к «Спартаку», — по-моему, юный поляк, что помог добыть сведения об оборонительных сооружениях на Варте, действует излишне рискованно. Понимает ли он, чем рискует?
— Я его уже несколько раз предупреждал об этом, но паренек, может быть, впервые в жизни по-настоящему видел себя полезным для родины человеком и старается как можно больше сделать. Мне эти чувства понятны.
— Верю, что он руководствуется хорошими побуждениями, но нельзя же забывать о враге. Он силен и хитер. Помоги, пожалуйста, парню добрым советом. Подскажи, как ему надо работать.
— Ладно, Костя! Хлопец ни нас, ни свою семью не подведет…
Не только в окрестных хуторах, но и в других населенных пунктах у разведчиков были знакомые. Тоже хорошие, крепкие, надежные люди.
Разведчики нередко укрывались на чердаках, в сараях, на сеновалах, в хлевах у польских хуторян. Местные жители, эти простые люди, доведенные оккупантами до нищеты, отдавали им последний кусок хлеба, угощали немудреной похлебкой, делились остатками где-то добытого табака. А когда среди бойцов группы появлялись больные и раненые, польские друзья доставали для них медикаменты.
При активном содействии местных патриотов разведчики собирали сведения о численности войск познаньского гарнизона противника, контролировали перевозки гитлеровцев через крупный железнодорожный узел Познань, вскрывали оборону фашистов по западному берегу реки Варты…
Встретился «Спартак» и с Николаем Козубовским. Старые знакомые так обрадовались встрече, что долго не выпускали друг друга из объятий. Тогда «Спартак» узнал, что группе Козубовского, заброшенной в тыл в середине лета, пришлось еще труднее, чем группе Островского. В непрерывных стычках с гитлеровцами Николай потерял нескольких бойцов. Три разведчика, отбившиеся от группы Козубовского, примкнули к встретившейся в лесах Познаньщины другой разведгруппе, действовавшей по заданию штаба 1-го Белорусского фронта. Сам Козубовский позднее встретил группу «Кулика». Домбровский по своей рации сообщил в Центр о положении группы польских разведчиков. А через некоторое время Николай стал действовать совместно с группой, возглавляемой Сергиушем Ильяшевичем.
Козубовский как-то говорил «Спартаку», что Познаньщина — особо опасная для разведчиков зона. Предупредил, чтобы он остерегался фашистских агентов, которые хорошо обучены и могут появиться под любым предлогом, в любом обличии. Сейчас особенно: недавно в этих краях был подбит английский бомбардировщик, и гитлеровцы с ног сбились в поисках спасшихся на парашютах членов экипажа.
Козубовский, переодевшись в форму лесника и обзаведясь нужными документами, действовал смело.
«Спартак» был искренне благодарен польскому другу, щедро делившемуся с ним бесценным опытом, накопленным годами работы во вражеской среде.
«Такие люди, как Козубовский, — думал „Спартак“, — очень будут нужны послевоенной Польше. Их надо беречь. Такие бойцы знают цену миру, они поняли значение дружбы с советским народом».
Среди прочих достоинств «Спартака» Домбровский узнал и о том, что молодой разведчик свободно говорит по-английски.
— Послушай, «Спартак», слышал я, ты хорошо знаешь английский? — спросил он как-то Овидия.
— А тебе-то зачем это знать? — Но решил все же рассказать, что в детстве жил с родителями в Америке. Тогда его отец, Александр Васильевич, был направлен на работу в Нью-Йорк.
— Вспоминаю, — стал рассказывать «Спартак», — мы всей семьей накануне отъезда в Америку ходили на Красную площадь. Отец говорил нам, что коммунисты, получившие назначение на зарубежную работу, считали своим долгом перед убытием к месту службы побывать у Мавзолея, попрощаться с Ильичем. Это была у них своего рода клятва в верности идеям Ленина. Так что молчаливую клятву вождю дали мы тогда всей семьей.
Закурив сигарету, «Спартак» продолжал:
— Отцовскую традицию я чту. Он у меня партизан гражданской войны, комиссар… Но я отвлекся, извини.