Шрифт:
Очнувшись, Нэля видит: затылок, уши… капли пота… Ей становится стыдно за свое бессилие. «Бедный, славный Броня, какой он милый парень!..»
Бредут… Отдыхают. Снова бредут…
После обеда стали чаще садиться… Молчат.
Наконец Бронька подошел к огромной смолистой колоде, осторожно спустил на снег Нэлю, рукавом вытер пот. Посмотрел на Зэна, мотнул головой и в изнеможении сел на снег.
— Еще одну ночь проведем здесь, а завтра, я думаю, все-таки доползем…
— Ну что ж, отдохнем, Броня… А как думаешь, не заблудились мы?
— Не должны бы… Я давеча заметил скалу, похожую на бабкин старый самовар… Мы позавчера около нее отдыхали…
— У тебя, Броня, отличная зрительная память…
— Без этого в тайге погибель… Спасибо старику Захару, он выучил…
Отдохнув, Бронька срубил сухое дерево. Оно упало на колоду.
— Теперь дров хватит на две ночи, — довольный своей работой, сказал он и, тяжело дыша, опустился на снег.
Зэн, настрогав щепок, разжег костер. Неожиданно раздалось всхлипывание. Парни словно по команде обернулись и увидели плачущую девушку.
— Ты что, Нэля? — спросил Зэн.
— Я все видела… Броня срубил дерево и вроде меня плюхнулся в снег…
— Ну, а зачем плакать?
— Зачем-зачем… из-за меня и вы погибаете…
— Эх, Нэлька, ты еще не знаешь Броньку Тучинова. Сейчас сварим суп из стланцевых шишек!.. По дороге собрал…
Третий день бредут голодные люди по нескончаемому снегу. У одного за спиной рюкзак, у второго — обессиленная девушка.
В глазах мелькают темные круги, хочется плюнуть на все и упасть. Эх, как приятно лежать на мягком прохладном снегу!.. Вот бы лечь и… заснуть… Лежать и сладко спать… Как хорошо!
Но Бронька упорно идет и идет. Мокрые штаны до крови натерли ноги. Нестерпимо больно.
Зэн уже скоро сядет и не встанет… Бронька это видит по тому, с каким трудом его друг поднимается на ноги.
Нэля в тяжелом забытьи. Она чувствует себя беспомощной, маленькой, как в далеком детстве, будто сидит у матери на руках, уткнувшись носом в ее мягкую нежную грудь…
Временами она слышит резкие слова, но не может понять их смысла.
Окоченевшие Нэлины ноги болтаются словно колодки и больно бьют по Бронькиным, мешая ему идти.
Обозлившись, парень сердито кричит:
— Ноги-то подбери, мокрая курица. Это тебе не рок-н-ролл вертихвостить!..
В двенадцать они добрались до охотничьей юрташки. Над маленькой дверью кто-то старательно написал углем:
Уж насколько были измучены парни, и то улыбнулись.
— Это уж какой-то бестия, вроде нашего Браги, выдумал.
— А что будем делать дальше? — спросил Зэн.
— Осталось километра четыре до Майгунды-Москит… Надо стрелять.
При упоминании Майгунды Нэля подняла голову и слабым голосом спросила:
— Уже недалеко?
— Да, кажется, ушли от смерти…
С перерывами через пять минут Бронька посылал пулю вверх.
Вдруг геологи услышали сразу несколько беспорядочных выстрелов.
Обрадованные парни начали разжигать костер и греть воду.
— В готовом-то кипятке консервы через пять минут согреются, — весело проговорил Бронька. — Эх, и рубанем!.. Я бы сейчас целого барана съел!..
Нэля подползла к костру и с трепетом ожидала людей..
Через час с небольшим произошла радостная встреча.
На Майгунду пришли уже поздно вечером.
Табор гудел от многолюдства. Закончив работу, собрались геологи с обеих партий. «А Вера-то где же? Она в ихней партии работала»… — Бронька обошел весь лагерь, но ее не встретил. Повариха Соня, махнув на всех остальных, хлопотала только около вновь прибывших.
— Ты, Броня, что так сильно раскис? — спросил Брага.
— На тебе бы проехаться по такому снегу, — укоризненно ответила за Броньку Нэля.
— Так ты не сама вышла? — спросил Бадмаев.
— Если бы не Броня, лежать бы мне где-нибудь под снегом.
Бадмаев подошел к Броньке и крепко сжал его плечи.
— А что же молчишь-то, орел!..
Тучинов раскраснелся, но ничего не ответил.
После ужина они разошлись по своим палаткам и впервые за несколько дней скинули тяжелую, неуклюжую обувь, разделись до белья и блаженно улеглись спать в своих спальных мешках.
Бронька проснулся лишь в обед следующего дня. В ушах стоял шум, болела голова, мучила жажда.