Атрет почувствовал силу слов Феофила и отнесся к ним со вниманием.

— И каким должно быть наше оружие против него?

— Истина, праведность Самого Христа, Благая Весть о спасении, наша вера. Вспомни арену, Атрет. Тебя ведь не выпускали в бой, не подготовив как следует, не дав тебе оружие и защиту. Так и здесь: Бог не посылает нас в бой, не дав нам оружие, в котором мы нуждаемся, чтобы противостоять врагу.

Феофил сурово улыбнулся.

— Препояшься истиною, которую Бог тебе открывает. Облекись в броню праведности, обуйся в готовность благовествовать мир, а на голову надень шлем спасения. Щитом против стрел сатаны тебе послужит твоя вера во Христа, а мечом — Слово Божье. Без веры, без Божьего Слова мы бессильны против тьмы. Эта битва ведется за твой ум; цель же противника в том, чтобы уничтожить твою душу.

— И никогда нельзя забывать о силе молитвы, — сказала Рицпа. Она взяла руку мужа в свои ладони. — Все время молись в Духе за Феофила, за нашего сына, за меня, за свой народ, за себя.

— Я сделаю так, как ты говоришь.

— Делай так, как говорит Господь, — сказал ему Феофил, видя, что за почтительным уважением к Рицпе Атрет может забыть о Боге. Феофил знал, что германцы приписывают женщинам особые духовные качества, якобы превосходящие духовную силу мужчин. Но чудо воскресения Рицпы было Божьим деянием, а не ее собственным. — Ходи Его путями и люби Его. Служи Господу Богу нашему всем своим сердцем и всей душой, следуй Его заповедям. Мы всегда должны быть начеку, Атрет, потому что мы идем в царство тьмы, в ту землю, где правит сатана.

— Значит, будем сражаться за веру!

— Но не так, как ты думаешь. Мы должны оставаться твердыми в вере и любви, чтобы Сам Бог сражался за нас.

Они миновали несколько небольших поселений и оказались в краю густых лесов. Перед ними раскинулись лесистые холмы, с которых можно было спуститься в долины. Атрет повел Феофила и Рицпу в обход болотистых мест, через сосновые леса. Здесь, под густыми ветвями деревьев, царил вечный полумрак, а сырой и влажный воздух был наполнен звоном насекомых и кваканьем жаб, — с непривычки эти места могли показаться страшными.

— Пахнет дымом, или мне показалось? — сказала Рицпа, подумав, уж не исходит ли этот дым прямо из ада. Запах был едва уловимым, и Рицпа подумала, что ей, наверное, просто почудилось.

— Родунг, — сказал Атрет и продолжил путь.

Феофил поравнялся с Рицпой.

— Германцы вырубают отдельные участки леса и выжигают их, чтобы освободить землю под поля и выращивать урожай. Зола обогащает землю на несколько лет, а потом земля истощается и германцы снова оставляют это поле.

— Скоро мы придем, — сказал Атрет. — Я знаю эти места. — Знакомые запахи леса, болот и дыма навеяли на него приятные воспоминания. Впервые за более чем десять лет он почувствовал себя дома. Ему захотелось побежать по лесу с фрамеей в руке и кричать во все горло. Ему хотелось сбросить с себя одежды и плясать над мечами возле костра, крича в небеса, как это он часто делал в молодости.

Когда Рицпа поравнялась с ним, он притянул ее к себе и обнял.

— Дома, — сказал он, потрепав ее по волосам. — Мы почти дома! — Засмеявшись, он поцеловал ее, дав волю своей радости.

Когда он отпустил Рицпу, она перевела дух и отступила назад, ее щеки пылали. Ей стало даже тревожно за него. Улыбаясь ей, Атрет взял на руки Халева и, посадив его себе на плечи, пошел дальше.

— Я столько лет охотился в этих лесах. Вон там, в той стороне, болото. А за ним, дальше, возле того холма, моя деревня.

Но когда они пришли к тому месту, ничего, кроме обугленных головешек и разложившихся останков давно уничтоженной деревни, там не нашли. Атрет вышел на середину открытого места и огляделся. Неподалеку он увидел уцелевшую часть большого длинного дома, грубенхауза, между стенами и сломанными сваями которого уже густо росла трава. За ним лежала сгоревшая крыша. Неподалеку виднелось несколько наполовину вросших в землю хижин.

В Атрете закипел забытый было гнев. Рим!

Одиннадцать лет назад они с матерью положили отца в погребальный дом всего в нескольких метрах от того места, где сейчас стоял Атрет. В ту ночь горело много погребальных домов, но деревня осталась целой. Спустя несколько месяцев его народ был либо рассеян, либо истреблен, а его взяли в плен, заковали в цепи и увезли в римский лудус.

Когда–то здесь жило несколько сот человек. И где они теперь?

Откинув голову назад, Атрет издал раскатистый крик. Халев, испугавшись, заплакал. Атрет снял сына с плеч, опустил его на землю и слегка подтолкнул к Рицпе. Отойдя от нее и от сына, он снова закричал, на этот раз громче, и крик его эхом прокатился по лесу. Если его народ где–то поблизости, они услышат его и узнают, что он вернулся.

Его крик так сильно напоминал боевой клич маттиасов, что Рицпа невольно вздрогнула. Феофил подошел и встал с ней рядом.

— Я никогда еще не заходил так далеко на север, но, кажется, догадываюсь, что произошло. — Он пнул ногой обугленный кусок деревяшки.

— Мне страшно, — сказала Рицпа. — И я даже не знаю точно, почему. — Она посмотрела на него. — Как ты думаешь, Атрет понимает, что значит быть христианином?

— Нет. Но ведь и я поначалу не понимал.

— И я. Ты видел, каким было его лицо, когда он вышел на открытое место?