— Только найдет ли она в своей жизни мир и покой?

— Мир и покой? — Сейан рассмеялся. — Этого как раз Юлия хочет меньше всего. Она во многом похожа на своего брата, с той лишь разницей, что Марк гораздо умнее ее. Он обладает проницательностью своего отца, но во взглядах на нравственность они расходятся. Однако Марк в этом не виноват. В этом виноваты восстания, — сказал он и тут же поправился: — Слишком много друзей у него либо погибло, либо покончило с собой. Поэтому немудрено, что он живет по принципу: «Живи сегодня, потому что завтра умрешь».

— Не похоже, чтобы он был доволен жизнью.

— А кто в этом мире доволен жизнью? Только дураки и покойники.

Хадасса закончила ту работу, которую ей поручил Сейан, и посмотрела, что нужно сделать еще. Вместе они вычистили столы, убрали оставшуюся пищу и все расставили по местам. Сейан с гордостью говорил о Греции.

— Римляне владеют миром, но завидуют грекам. Римляне только и умеют что воевать. При этом они ничего не знают о красоте, философии и религии. Тому, что им не украсть, они начинают подражать. Наши боги и богини, наши храмы, наше искусство и литература. Они изучают наших философов. Они завоевали нас, но мы переделали их на свой лад. Хадасса обратила внимание, что гордость в его словах смешивалась с чувством негодования.

— Ты знаешь, что наш хозяин родом из Ефеса? — сказал Сейан. — Он был сыном мелкого торговца, который торговал на пристани. Своим умом он добился многого и стал великим. Потом он купил себе римское гражданство. Это был, конечно, разумный ход, — сказал он, как бы оправдываясь за свою дерзость, — тем самым он избежал необходимости платить большие налоги и приобрел определенные привилегии в обществе для себя и своей семьи.

Хадасса знала о некоторых из этих привилегий. Апостола Павла неоднократно освобождали из темниц, потому что он был гражданином Рима. А уж если кому–то суждено было быть казненным, то лучше умереть от одного удара меча, чем от мучительного распятия на кресте. Даже к преступникам относились милостивее, если они являлись римскими гражданами. Павел был обезглавлен, тогда как Петр, галилеянин, был распят вниз головой, после того как на его глазах пытали и убили его жену.

Хадасса содрогнулась. Ей казалось, что она уже почти забыла о тысячах крестов, которые стояли у стен Иерусалима. Сегодня она снова их увидела — как и лица тех, кто висел на этих крестах. — Пойду, упакую оставшиеся вещи госпожи Юлии, — сказала она, пожелав Сейану спокойной ночи.

В пустой комнате Юлии по–прежнему горел масляный светильник. Четыре наполненных сундука уже были закрыты. Еще два оставались открытыми. Хадасса подняла светло–голубую тунику и аккуратно сложила ее, положив поверх желтой, уже лежащей в сундуке. Потихоньку она собрала и упаковала оставшиеся вещи. Закрыв сундуки, она заперла их. Затем встала и еще раз оглядела комнату. Вздохнув, она присела на стул.

— Грустно, не правда ли? — сказала Феба, подошедшая тем временем к двери комнаты и увидевшая, что застала юную рабыню врасплох. Хадасса сидела такая маленькая и заброшенная среди окружавших ее сундуков. Она тотчас встала и повернулась к хозяйке. — Вот, хотела посмотреть, как Юлия готова к отъезду.

— Все готово, моя госпожа, — сказала Хадасса.

Феба улыбнулась.

— Мне не спится. Такой был насыщенный день, — она вздохнула. — А я уже по ней скучаю. Мне показалось, что и ты по ней скучаешь.

Хадасса улыбнулась ей в ответ.

— У нее начинается новая жизнь.

Феба провела рукой по столику, на котором уже не было косметики, парфюмерии и шкатулок с драгоценностями, — всего того, что принадлежит ее дочери. Потом она подняла голову и повернулась к Хадассе.

— Клавдий пришлет кого–нибудь, чтобы забрать тебя и вещи Юлии.

— Да, моя госпожа.

— Наверное, к концу этой недели, — добавила она, оглядев комнату. — До Капуи не так далеко. Места там очень красивые. У тебя там будет достаточно времени, чтобы распаковать вещи Юлии и приготовить все к ее приезду в новый дом.

— Я все приготовлю, моя госпожа.

— Я и не сомневаюсь, — Феба посмотрела на эту совсем еще юную девушку и испытала к ней прилив самых нежных и теплых чувств. Хадасса всегда была такой доброй и верной, и, несмотря на невыносимый характер Юлии, Феба знала, что Хадасса любит ее дочь. Она присела на постель Юлии. — Расскажи мне о своей семье, Хадасса. Кем был твой отец?

— Он был торговцем, продавал гончарные изделия, моя госпожа.

Феба жестом пригласила Хадассу сесть рядом с ней, на стул.

— У него был хороший доход?

Зачем она задает такие личные вопросы? Чем Хадасса заинтересовала эту римлянку?

— Мы никогда не голодали, — ответила Хадасса.

— Он сам делал сосуды или только продавал их?

— Некоторые он делал сам — большей частью самые простые, но у него были и очень красивые.

— Значит, твой отец был трудолюбивым и творческим человеком.

— Люди приходили к нему из других провинций. — Они покупали его изделия, но Хадасса знала, что, в первую очередь, они приходили, чтобы больше узнать о нем. Она помнила, что ей часто доводилось слушать, как отец рассказывал о своем воскресении совершенно незнакомым людям, приходившим к нему впервые.