Шрифт:
– Конечно.
– Будьте осторожны и, если какая заваруха начнется, отходите на станицу.
– Кто же меня тронет, когда на станции родной полк?
– я беспечно усмехнулся.
– И все же, будь настороже.
– Понял. Буду остерегаться...
Утром следующего дня я и десяток казаков, из тех, кто ранее служил в 1-ом Кавказском полку, в основном урядники на добрых строевых конях, по форме и при оружии, въехали на станцию Тихорецкая. Прошел месяц, с тех пор, как из этого места я отправился домой, и обстановка на станции ухудшилась еще больше. Разумеется, на наш взгляд, казачий. Слово местной власти, которая при Временном Правительстве была, ничего уже не значило, поскольку теперь все решали какие-то Солдатские Комитеты и военно-революционные трибуналы. Казаков не видать, а проживающие на станции люди чересчур напряжены и на улицу старались без нужды не выходить. Число солдат возросло в несколько раз, они стали еще более нахальны, агрессивны и развязны, и смогли либо запугать местных жителей, либо привлечь их на свою сторону. И пусть в Тихорецкой не полнокровные подразделения, а всего лишь остатки Бакинского и Кубинского пехотных полков из 39-й дивизии, которая находилась на Кавказском фронте, но и этих человек пятьсот наберется. Худо-бедно, а усиленный батальон. Поэтому чуяли солдатики свою силу и считали, что они здесь хозяева. Поэтому могут у нас свои порядки устанавливать.
И вот едем мы через станцию в сторону железнодорожного вокзала, а в спину нам злобное шипение:
– Сволочь золотопогонная!
– Опричники царские!
– Недобитки казацкие!
– Гады!
Пара казаков, услышав это, хотела наглецов нагайками отходить, но я их придержал:
– Отставить! Поздно за нагайки хвататься, браты-казаки, тут и шашка не поможет, а вот пулемет в самый раз будет. На провокации не поддаваться, но всем быть наготове и если только кто на нас попытается напасть, валите вражин насмерть.
В ответ слова урядников:
– Понятно!
– Сделаем!
Сам я думал, что все обойдется, и никто не посмеет поднять на нас руку или как-то задержать, но я ошибался. Перед самым вокзалом, как раз возле той яблони, под которой не так давно я ожидал Мишку и Митроху, дорогу нам преградили несколько десятков солдат. Все на одно лицо, словно братья, испитые морды, шинели без погон, а в руках грязные и давно не чищеные винтовки.
Толпа животных, лишь внешне похожих людей, объединенная ненавистью к казакам и нашему внешнему старорежимному виду, угрюмо сопела, ворочалась, отхаркивалась желтыми плевками на брусчатку и преграждала нам путь к вокзалу. Однако вскоре вперед вышел главный. Небольшого росточка смуглый брюнет в офицерском пальто зеленоватого оттенка, с красным бантом на груди, выглядывающим из новенькой кожаной кобуры «наганом» и шашкой, ремень которой по-простому перекинут через плечо. За ним показался телохранитель, а может быть помощник, штабс-капитан из иногородних, проживающий в станице Тифлисская. Одет он был точно так же, как и главный, а во взгляде чистая и незамутненная ненависть.
– Комиссар Бакинского пехотного полка Одарюк, - представился старший.
– Кто вы и что здесь делаете?
– Подъесаул 1-го Кавказского казачьего полка Черноморец, - ответил я.
– Прибыл с казаками станицы Терновская для встречи эшелона с личным составом нашего полка.
– Снимите погоны, сдайте оружие и можете пройти на перрон, - Одарюк положил руку на кобуру и отщелкнул клапан.
– А если мы этого не сделаем?
– усмехнулся я и повернулся к казакам: - Вы смотрите, хлопцы, який недомэрок храбрец. Может быть, постегать его хворостиной, как дитятю неразумную?
Казаки засмеялись обидным для комиссара и солдат смехом.
– Если вы не выполните требование революционного комитета, полномочным представителем которого я являюсь, то...
– То что, - прерывая его, я кивнул на перрон вокзала, к которому подходил эшелон с казаками моего родного полка, - попробуешь нас задержать? Давай комиссар! Рискни! Крови хочешь?! Стрельбы?! Твои начальники тебя за это по голове не погладят! Оно тебе надо – смуту на станции устраивать?!
Одарюк оглянулся назад, зло сплюнул и махнул рукой вглубь станции:
– Пошли отсюда, товарищи!
Солдаты, комиссар и бывший штабс-капитан покинули площадь, а мы направились к эшелону, который должен был стоять здесь только двадцать минут, а после этого продолжит путь к станции Кавказская. Оглядываюсь, перрон абсолютно пуст, никого, ни солдат, расквартированных в Тихорецкой, ни машинистов, ни праздных зевак. Всех словно ветром сдуло.
Из теплушек появляются офицеры, а живущие в окрестных станицах рядовые казаки начинают скидывать с вагонов для перевозки лошадей деревянные помосты, и сводить по ним коней. Это непорядок, не по уставу и не по полковым правилам. Положено, чтобы личный состав сопроводил знамена и полковые регалии в Кавказскую, где находится штаб отдела. Там должно состояться торжественное построение, молебен, и после этого полковые святыни сдаются в местную церковь. Таков заведено. И только после этого казаки, вернувшиеся с войны, расходятся по домам. Однако все не так, как обычно. Казаки не хотели слушать офицеров и не желали терять двое суток на путешествие к Кавказской, а мечтали только об одном, скорейшем возвращении домой. А что еще более непривычно, никто их не задерживал и не одергивал. Офицеры стояли в стороне, курили и смотрели на действия рядовых, словно так и надо.
Пока была стоянка, я переговорил с боевыми товарищами и узнал о событиях в глубине России и Финляндии, где последние месяцы находился наш полк. После чего в Кавказскую решил не ехать. Есть задача поважней и основная - соблюсти хоть какие-то приличия и привести станичников в Терновскую строем.
– Здорово, браты!
– выкрикнул я, подъезжая к казакам.
В ответ неразборчивое бурчанье и только три-четыре человека поприветствовали меня как положено.
– Что станичники, домой направляемся?
Ответы вразнобой:
– Да!
– Хватит, отвоевались!
– Пора по хатам!
– Штыки в землю!
– Да пошло оно все!
Я повернул своего вороного жеребчика, взятого с отцовой конюшни, и спросил:
– Так что же вы, браты? Неужели в родную станицу, словно бродяги вернетесь? Одеть погоны! Становись в походный порядок! Покажем отцам и дедам, что мы честные казаки, а не шелупонь подзаборная.
– Да, что там...
– протянул кто-то из казаков.
– А ништо. Ты домой едешь, а там жинка и детки. Кого они хотят увидеть, справного казака, али грязного дядьку, с поражением домой вернувшегося? Одеть погоны!