– Что?!
– спрашиваю его.

– Грузи командира и беги!

– Где лошадей добыл?!

– Рядом! Позади два всадника были, и обоих Мишка наповал свалил!

– За братом моим присмотришь?!

– Да! Не сомневайся!

Вдвоем мы посадили Чернецова на лошадь и привязали его руки к уздечке. Я сажусь на вторую лошадь. Свободные поводья в руках и, сильно забирая вправо, я помчался в сторону Глубокой. Трюк простой. В том направлении меня искать не должны, но по какой-то причине эта небольшая хитрость не сработала. Через десять минут враги все же настигают нас.

– Что, попался!?
– вокруг меня человек пять казаков.
– Сейчас мы тебя за наших братцев, на куски резать будем!

Я приготовился к смерти, оружия нет, а кони под нами с командиром слабенькие. Слышу характерный шорох вынимаемой из ножен шашки, как-то спокойно думаю о прожитых годах, и ни о чем не жалею. Но, видимо, кто-то там наверху, вспомнил про счастливчика Чернецова и замолвил за него словечко. Фортуна вновь повернулась к нам лицом и от Глубокой появились всадники.

Это был отряд Грекова.

Положение дел в Екатеринославе, куда по служебной надобности ездил революционный матрос и молодой сотрудник ВЧК Василий Котов, для большевиков было неплохим. Просто местные коммунисты и поддерживающие их эсеры, после состоявшегося в этом губернском городе съезда, не получили того, на что рассчитывали, то есть, полной власти. Поэтому в итоге они растерялись и начали просить помощь из Петрограда.

Однако ничего особенного в Екатеринославе не происходило. Безумный водоворот революции кружил и бросал людей, словно щепки на штормовых волнах. И осмотревшись в городе, Котов составил на имя Феликса Эдмундовича Дзержинского докладную записку, в которой описал все, что он видел, без прикрас и нагнетания тревоги.

В Екатеринославе, как и в большинстве городов канувшей в бездну императорской России, правили сразу несколько групп самого разного политического толка, которые держали за собой определенные районы города. Первая такая группа, сторонники Керенского и Временного правительства, в основном чиновники, которые все еще сидели в присутственных местах. Вторая, некий Секретариат, поддерживающий Центральную Раду и самостийное украинское правительство. Третья, непосредственно большевики и примкнувшие к ним социалисты, во главе с товарищами Гринбаумом, Квирингом, Гопнером и Эпштейном, отстаивающие интересы Совета Народных Комиссаров, и опиравшиеся на находящихся в городе солдат бывших гвардейских полков: Преображенского, Павловского и Семеновского. Четвертая, это едущие по железной дороге демобилизованные солдаты и дезертиры. Причем каждый военизированный эшелон, считай, что своя республика с собственными взглядами на все происходящее вокруг. Ну и пятая группа, анархисты, постоянно примыкающие к самым разным течениям и движениям, но в большинстве, ориентирующиеся на некоего Нестора Махно из Гуляй-Поля.

Такие вот дела. Все шло своим чередом, и Котов, выполнив первое свое задание, отправился обратно на Дон, туда, где его ждала Наталья Каманина, и находились братушки-черноморцы. Добрался он быстро и уже четвертого февраля, вместе с 3-м Курляндским Латышским стрелковым полком товарища Калниньша и Латышским конным отрядом товарища Яниса Кршьяна, оказался на недавно освобожденной от белых станции Зверево. Здесь он увидел бронепоезд с матросами из 1-го Черноморского революционного отряда, и незамедлительно отправился к нему.

Василия узнали, среди черноморцев он личностью был известной. Однако, по какой-то причине, хмурые братишки только здоровались с ним, ничего о делах отряда не рассказывали, отводили в сторону глаза и направляли его к Алексею Мокроусову. Котов этому факту значения не придал. Он торопился к любимой, поэтому списал все происходящее на то, что моряки устали от боев. И предвкушая встречу с подругой и товарищами, он радостно ввалился в штабной вагон.

– Здорово, братишки!
– оглядывая накуренный салон и, сразу же отмечая, что Натальи здесь нет, воскликнул чекист.

– Василий?
– поднял на него взгляд, расположившийся за столом у окна насупившийся, словно сыч, Мокроусов.
– Здравствуй. Проходи. Садись.

Котов скинул у входа вещмешок и по-приятельски кивнул знакомым морякам, с которыми сошелся во время боев под Томаровкой. После чего он присел напротив командира, поправил кобуру с «кольтом», скинул бескозырку, которую для форсу носил даже зимой, улыбнулся и, вопросительно приподняв подбородок, спросил Мокроусова:

– Чего такой хмурый, Алексей? Случилось чего?

Мокроусов согласно мотнул чернявой головой, в которой была видна седина, и ответил:

– Случилось, Василий, - он помедлил, втянул голову в плечи и сказал: - Беляки твою Наталью убили.

Молодой чекист резко дернул головой. Улыбка все еще была на его губах и, понизив голос до полушепота, он произнес:

– Ты так не шути, командир, не надо. Это жестокая шутка и она мне не нравится.

– Это не шутка. Наталья Каманина, представитель ВЧК при 1-ом Черноморском революционном отряде погибла.