Иногда Котов сопровождал очередную партию смертников до места гибели. Он смотрел на людей, вся вина которых была в том, что они служили прежнему режиму, и спрашивал себя, а правильно ли все делает. Но перед глазами появлялся образ Натальи, какой матрос видел ее в последний раз на Харьковском вокзале. Подруга смеялась и говорила, что их расставание не будет долгим, а он прижимался к ее полным губам и никак не желал отпускать Наташу из своих объятий. На этом видение обычно обрывалось. Василий вспоминал могильный холмик за станцией Зверево и без всяких колебаний отдавал команду на расстрел.

И только один раз, он едва не помиловал человека, старого и скрюченного годами деда, который осознал, что сейчас произойдет, резким движением плеч, распахнул шинель и обнажил грудь, буквально усыпанную медалями и орденами. От вида такого иконостаса Котов на миг заробел и, взглянув в глаза инвалида, который смотрел на него совершенно спокойно, хотел отдать команду братишкам отпустить старого пня к его старухе. Однако рядом находился Коля Ховрин, глаза которого блестели от «балтийского чая» - настоянного на спирту кокаина, и балтиец, который в деле уничтожения контры был опытнее Котова, не растерялся. С «наганом» в руке он подскочил к старику, ногой толкнул его к обрыву и выстрелил ему прямо в грудь. Древний герой, который, если судить по орденам и медалям, прошел Балканы, Кавказ, Туркестан и Крым, без стона и вздоха, уже мертвый, упал в глубокий карьер, где находились контролеры. А Коля, обернувшись к Василию, подмигнул ему. И Котов, машинально, одобрительно кивнул. Убийство уже стало его работой, и смерть других живых существ не вызывала каких-то особых волнений. Ведь все очень просто. Он выполняет свою миссию, а ответственность за все происходящее берет на себя не кто-то конкретный, а вся миллионная партия большевиков.

За расстрелами совершенно незаметно минули два дня, одиннадцатое и двенадцатое февраля. За это время в Ростово-Нахичеванский РВК пришло больше четырехсот офицеров, и почти все они были убиты, а сегодня начинался третий день работы группы Котова. Всю ночь он не спал, находился в «Палас-Отеле», где веселились штабисты Сиверса и черноморские моряки, которые должны были вскоре отправиться в Новочеркасск. А с утра он снова находился на рабочем месте, и был очень удивлен тому, что перед домом Парамонова вновь стояли офицеры. Не так много как в первые дни, всего двадцать-тридцать человек. Но они пришли. Сами. Без принуждения.

«Странно, - высаживаясь из автомобиля и разглядывая кутающихся в шинели «драконов», которые ждали, когда им разрешат пройти внутрь здания, подумал Василий, - они не могут не знать, что мы расстреливаем офицеров, а все равно идут. Почему? Не ясно. Может быть, они привыкли подчиняться приказам? Возможно. Или же они настолько прогнили, что у них нет никаких моральных и душевных сил сопротивляться нашему гнету? Да, наверное, так и есть. Старые касты царского режима отмирают, и золотопогонники сами приближают свою гибель. Это закономерный исторический процесс. И я, ни много и ни мало, его движущая сила»...

Котов допил горячий напиток, вновь посмотрел в окно, за которым начинался новый пасмурный и холодный зимний день, и решил, что пора приступать к работе. Люди ждут. Хм! Офицерье, «драконы» и старорежимная сволочь. Это не люди, а расходный материал. Мясо. Просто мясо.

Моряк усмехнулся. Накинул на голову бескозырку, поправил кобуру и направился на выход. Однако дверь в кабинет хозяина дома, где расположился матрос, открылась с другой стороны, и Василий увидел затянутого в новенькую кожанку Моисея Гольденцвайга, двадцатилетнего чекиста, который стал его ближайшим помощником. Чернявая кучерявая голова и крупный семитский нос безошибочно выдавали происхождение Мойшы, бывшего боевика организации «Поалей-Цион», а блестящие глазки говорили, что он уже принял рекомендованный Колей Ховриным «балтийский чай». И поймав взгляд Гольденцвайга, он спросил его:

– Тебе чего?

Мойша пожал плечами:

– На улице уже почти пятьдесят человек скопилось, и они ждут приема.

– Это хорошо, - сказал Котов и, хлопнув помощника по обтянутому черной кожей плечу, кивнул.
– Пойдем. Пора начинать прием.

К обороне города Войсковой Круг готовился, начиная еще с шестого февраля. В тот день было принято несколько правильных и волевых постановлений, которые могли исправить то положение дел, которое сложилась после ухода из жизни Каледина и окончательного решения генерала Корнилова покинуть Дон. Первое - защищать территорию Войска Донского до последней капли крови. Второе - Войсковой Круг, в связи с тем, что Донское правительство калединского созыва сбежало из столицы, объявляет себя верховной властью. Третье - Войсковой атаман наделяется всей полнотой власти. Четвертое - начинается незамедлительное формирование боевых дружин, а в станицах, атаманам поселений предписывалось немедленно арестовать всех большевистских агитаторов и предать их суду военного времени. Пятое - все работающие на оборону люди объявлялись мобилизованными. Шестое - все боевые дружины должны немедленно направляться на фронт. Седьмое - до разрешения ситуации с наступлением большевиков войсковым атаманом должен оставаться генерал-майор Назаров. Восьмое - учрежденные военные суды обязаны немедленно приступить к своим обязанностям.

Решения были верные, и казаки на призыв защитить свою столицу откликнулись. Вот только один Войсковой Круг и Назаров не могли полностью взять ситуацию под контроль, поскольку администрация столицы оставалась старая. И складывалась странная ситуация. Казаки из отдаленных левобережных станиц и молодежь приходят на запись в отряды, а чиновники им говорят, что все бесполезно, идите по домам, все равно Новочеркасск не удержать и столица скоро падет. Что это, если не предательство?

Кроме того, многие горожане ждали большевиков как освободителей, и люди, хотевшие отстоять Новочеркасск, видя это, задавали себе резонный вопрос. А зачем они сюда прибыли, если не нужны? После чего, разочарованные казаки покидали Новочеркасск и возвращались домой. Вот еще один негативный момент, а ведь было много других.

Например, в дополнение к имеющимся у казаков воинским формированиям, сквозь вражеские заслоны, под командой войскового старшины Тацина пробился 6-й Донской казачий полк, наконец-то, вернувшийся с Западного фронта. Полк боевой и был готов биться с красными насмерть. Однако казаков распустили на кратковременный отдых, и это было ошибкой. Они посмотрели на все происходящее в городе, послушали говорунов и горлопанов, собрались и подались по родным станицам. Так что, как ни посмотри, но в этом случае проявились головотяпство и нераспорядительность походного атамана Попова.