Хм! А результаты не замедлили проявиться, и первый я наблюдал спустя час после призыва архиерея к борьбе. Я уже возвращался со склада, где было оприходовано семьсот шинелей и сто двадцать тысяч патронов, и ехал по одной из окраинных улиц. Вижу, впереди меня посреди улицы стоит босой здоровенный казак в одной рубахе и армейских штанах с донскими лампасами, а в него из небольшого аккуратного домика летят самые разные вещи. Сначала это были сапоги, затем тулуп, папаха, а следом, когда я уже был рядом с ним, вещмешок с воткнутой внутрь шашкой. Казак оглядывается, видимо, неприятна ему такая сцена, где он полуголый посреди улицы. Поэтому он торопливо обувает сапоги и начинает одеваться, а из домика, подперев бока кулачками, выходит небольшого роста черноволосая миловидная женщина. Она смотрит на казака с вызовом и громко выкрикивает:

– Ишь, дармоед! Родину он защитить не желает! Иди вон из дома, и пока врага от города не отобьешь, не появляйся!

С шумом и на показ, дверь домика закрывается и слышен звук запираемой изнутри двери. Казак смотрит на дом, тяжко вздыхает, поворачивается ко мне и кивает на дверь:

– Слышь, братушка, чего случилось-то? С утра весь на хозяйстве, ремонт затеял, а баба в церковь пошла. Все хорошо, прилег передохнуть, а тут жинка вернулась и как сказилась, не жинка, а чистый бес. Взашей из дома вытолкнула и велела идти город от дьяволов и христопродавцев защищать.

– Архиерей против большевиков Крестовый поход объявил, - ответил я.

– Понятно...
– протянул казак, еще раз тоскливо вздохнул, посмотрел на запертую дверь, поежился на холодном ветру, почесал бороду и спросил: - Где запись в армию ведется?

– В здании Областного Правления.

– Ну, тады, я пошел, - здоровяк закинул на плечо вещмешок и направился в центр, а я, обогнав его, помчался к штабу.

Такой вот частный случай влияния церкви и религии на народ. А если смотреть на картину в общем, то помимо добровольцев, которые пришли оборонять столицу под влиянием религиозных воззрений, город получил еще и отряд из священнослужителей. Их было немного, всех этих вчерашних батюшек, дьячков, игуменов, звонарей и певчих, всего семьдесят человек. Но это были те, кто готов драться до конца невзирая ни на что. И позже, когда этот отряд вооружили и отправили на западное направление, они так геройствовали, что даже бывалые ветераны, прошедшие мясорубку Великой войны, удивлялись их храбрости, стойкости и упорству в бою.

Всего же, за один только этот день, оборона города получила две с половиной тысячи бойцов. Люди были разбиты на роты, вооружены, по потребности, одеты, и направлены в расположение войск Биркина и Слюсарева, которые приказом Чернецова, за подписью войскового атамана, были названы 1-м и 2-м Донскими ударными полками. Это внутренние резервы города. А были еще и те, кто приходил по Аксайской переправе с левого берега, и это самые лучшие бойцы, поскольку шли они не по приказу, а по зову сердца.

Сначала, с утра пораньше, во дворе юнкерского училища появились чернецовцы и несколько десятков добровольцев. В общей численности полторы сотни испытанных и проверенных Гражданской войной воинов. К нашему сожалению, не все чернецовцы решились покинуть Добровольческую армию, а кто вернулся обратно, теперь знали точно, что назад дороги нет. Корнилов и его окружение, раньше к ним доброжелательные, обиду на отряд затаили и расценили его уход как дезертирство. Впрочем, тогда об этом особо не задумывались, ибо имелись более важные жизненные проблемы.

Встреча Чернецова со своим отрядом прошла очень тепло и сказать, что бойцы были рады видеть своего командира, значит, не сказать ничего. Отряд расквартировали в казармах училища, определили на суточный отдых, и он стал своего рода одной из основных пожарных команд городской обороны.

После чернецовцев появился генерал-майор Сидорин, начальник штаба походного атамана, который, как и Мамантов, покинул Попова и, набрав в станице Старочеркасской, чуть не перешедшей на сторону большевиков, сотню конных казаков, прибыл в столицу. Очередное подкрепление, и ему обрадовались. Да и сам Владимир Ильич Сидорин был ценным кадром, поскольку слыл хорошим штабистом, имел большой боевой опыт, являлся хорошим администратором и, как дополнение, неплохим полевым инженером и пилотом. Не беда, что самолетов у нас нет. Зато как инженер и фортификатор, в обороне города он мог пригодиться как никто иной. Поэтому уже через час после прибытия генерал-майор Сидорин был назначен начальником штаба войскового атамана Назарова. А конные казаки отправились на восточное направление, где Мамантов формировал 3-й Донской ударный полк.

До вечера с левобережья пришло еще несколько отрядов, в основном от двадцати до сорока казаков в каждом, из молодежи Манычской, Ольгинской, Богаевской, Хомутовской и даже Кагальницкой станиц. И все они, как и ранее прибывшие казаки, отправлялись на восточный боевой участок.

Вечером все замерло, город притих и затаился, чувствовалось напряжение и ожидание завтрашнего дня. Тишина. Но вот по улицам застучали подковы, и появился еще один казачий отряд. Это прибыла дружина станицы Константиновской, полторы сотни казаков во главе с генерал-лейтенантом Петром Николаевичем Красновым.

Отряд знаменитого военачальника остался в резерве, а что делать с самим Красновым наши начальники не знали. Слишком тот авторитетная фигура, да и по воинскому званию выше всех, кто находится в городе. Однако Петр Николаевич и сам все прекрасно понимал. А потому, не кичясь своим званием, не козыряя авторитетом, он предложил временно, пока для него не найдется подходящей должности, возглавить политическую и агитационную работу, и передать под его начало городскую типографию. Предложение устроило всех, поскольку помимо воинского таланта, генерал-лейтенант был довольно известным писателем и состоявшимся публицистом.