– Командир, ты и сам все прекрасно понимаешь.

– И все же, твое мнение мне интересно. Ведь не абы кто, а именно ты меня из-под Каменской вытянул и суждения у тебя здравые.

– Раз спрашиваешь, отвечу. Чтобы красных одолеть, надо быть такими же, как они.

– Объяснись, - взгляд Чернецова направлен прямо в мою переносицу.

– Необходимо быть более жестким в жизни и более гибким в политике, брать власть в свои руки и не отдавать чиновникам, которые при Каледине были. Всем и все обещать, но исполнять только то, что возможно. Плевать на чьи-то там законы, приличия и амбиции. Есть цели - разбить большевиков, освободить Дон, очистить наши исконные территории, взять Москву и установить в ней хоть какую-то лояльную по отношению к казачеству власть. А значит, надо добиваться их претворения в жизнь всеми доступными силами и средствами. Пока, даже, несмотря на все запасы Российской империи и огромное количество интернационалистов, большевики еще не очень сильны, и мы можем нанести по нашим противникам такой удар, от которого они не оправятся и с ними смогут справиться добровольцы. И нам придется не отсиживаться в обороне, а наступать. Не держаться за населенные пункты, а делать то, что предки делали, обходя укрепленные места и точки сопротивления, проникать в центр и уничтожать врага в его логове. Казаки устали от войны, и только молодежь рвется в бой, а потому я мыслю так, что в течение лета-осени этого года мы должны напрячься, провести одно победоносное наступление и победить. Если не выйдет, придется собирать мешок с добром и золотишком, да поближе к морю перебираться, чтобы на последний баркас заграницу успеть.

– Мысли твои, Костя, как и у Краснова. Дойти до Москвы, установить законную власть и, до времени оставаясь независимыми, ждать, пока появится новый царь-батюшка или какая-то серьезная сила, которая сможет удержать власть в своих руках.

– Хитро. Царя вряд ли народ теперь признает, на дворе не начало семнадцатого года, а временная независимость и широкая автономия, считай, что настоящая в будущем. Идти вместе с Россией, но гнуть свою политическую линию. Вполне осуществимо, и Петр Николаевич человек умный, тут не дать и не взять.

– Ты с ним уже общался?

– Нет. У него своя епархия, а у меня своя. Да и кто таков подъесаул Черноморец, чтобы с генерал-лейтенантом общаться? Вроде как не по чину.

– Это не беда и чины дело наживное. Тем более что с завтрашнего дня ты есаул.

– Отлично, но я ведь по Кубанскому войску прохожу. Как же так?

– Все пустое. Сам ведь говоришь, что надо меньше внимания обращать на неугодные законы и старые условности. А сейчас, когда война у нас Гражданская, можешь себя хоть генералом назначить. Если есть за тобой сила, тебя признают в любом случае.

– Только вот силы за мной пока нет.

– Тоже дело поправимое. Завтра по городу облава начнется, будем уклонистов и дезертиров выискивать, вот с них-то себе отряд и наберешь. Вижу, что не по тебе штабная работа, все время на волю просишься, а раз так, то воюй.

– Вот цэ дило, будет мне теперь настоящая работа. Насколько я понимаю, народ, который завтра отловим, будет кидаться на самые опасные участки обороны?

– Да. Хватит, не в бирюльки играем. В Ростове сколько офицеров оставалось, могли отстоять город, а теперь они на свалках, с пулей в голове валяются, или большевикам служат. Не захотели добровольно за Отечество воевать, пусть теперь под пулеметами в атаку идут.

– А что церковь?

– Благословила и завтра, вместе с милицией и партизанами, которые будут облаву проводить, для успокоения народа и во избежание лишней стрельбы, священники пойдут.

– Ясно. Вот только почему меня командиром отряда назначают, ведь и помимо моей кандидатуры в городе офицеров много?

– Причин для этого несколько. Во-первых, ты не местный житель, а у уклонистов в Новочеркасске родня. Во-вторых, за эти дни есаул Черноморец личностью в Новочеркасске стал известной, спаситель Чернецова, партизан и лихой рубака, уже показавший себя в бою. Третья причина, самая главная, я тебе верю как самому себе, и знаю, что ты не отступишь и не сдашься, а что приказали все исполнишь...

Вот так я узнал о своем новом назначении. А утром 16-го числа все перекрестки города находились под контролем конницы Власова, а чернецовцы и милиция генерала Смирнова, как и запланировано, в сопровождении священнослужителей, десятью отрядами начали обходить дом за домом и выявлять отсиживающихся по подвалам годных к войне мужчин. Про кого-то соседи сообщили, кто-то сам засветился, а про иных не знали, но догадывались. Обошлось почти без стрельбы. Только в одном месте, недобитый коммунар, живущий у своей любовницы, попытался оказать сопротивление. Но его быстро застрелили, и это был единственный серьезный эксцесс.

Все время, пока шла облава, я находился в здании Областного Правительства и принимал своих будущих бойцов, которых постоянно приводили под конвоем милиционеры. Восемь часов подряд проходила эта спланированная по-военному операция. И к четырем часам пополудни в моем отряде, который получил название «Новочеркасской боевой исправительной дружины», насчитывалось без малого семь сотен уклонистов. Кроме них было двадцать командиров из партизан, десять медсестер, отдельный пулеметный взвод и набранная из стариков конная охранная полусотня. Войско такое, что большевики могли бы нас на смех поднять. Однако я не унывал, ведь можно на все происходящее и с другой стороны посмотреть, что у меня в подчинении не слабаки какие-то и трусы, а элита прежнего донского общества. Одних только бывших калединских министров трое, а еще их помощники, семь человек, да юристы всякие, да представители каких-то непонятных торговых фирм, чиновники и коммерсанты, и такого народа половина. А остальные бойцы профессиональные дезертиры, то есть граждане, умеющие неплохо бегать и прятаться, а главное - способных на поступок. Чем не гвардия, особенно с пулеметами в тылу?

В семнадцать ноль-ноль я доложил Совету Обороны, что дружина к бою готова, винтовки получены, патроны розданы, и люди, пусть не рвутся в бой, но воевать будут. Принимавший доклад Поляков удовлетворенно кивнул, внес мой отряд в список находящихся в резерве подразделений, поздравил с присвоением звания - есаул и определил находиться нам в городских казармах.

Так прошел еще один день, а за ним другой и третий. На окраинах города шли ожесточенные бои, а мой отряд, в котором полным ходом шло обучение будущих бойцов, был не востребован. Со дня на день на реке должен прекратиться ледоход, появится связь с левобережьем и к нам подойдут подкрепления. Поэтому я начинал думать, что находящаяся под моим началом исправительная дружина в ближайшее время в боевые действия не вступит, и участие уклонистов понадобится только во время нашего контрнаступления, которое уже планируется в штабах. Однако настало утро 19-го февраля, и меня вызвали на северный боевой участок.