Рик недоверчиво ухмыльнулся и повернулся к машине. Он снял панель, открыл какой-то металлический барабан и достал из него большую катушку с гибкой лентой. Катушку он надел на стержень внутри механизма и стал продевать конец ленты через множество валиков. Казалось, вся лента изъедена червями: тысячи мелких отверстий и волнообразных вмятин покрывали ее по всей тридцатисантиметровой ширине. Торнье смотрел на все это с холодной враждебностью.

— Это лента для новой пьесы? — спросил он.

Техник кивнул.

— Лента тоже совершенно новая, поэтому нужно вставлять осторожно, а то на нее налипнет пыль и всякая дрянь.

— Он остановил медленно вращающийся механизм, проколол шилом намеченное отверстие, дунул в него и запустил ленту снова.

— А что если лента повреждена или поцарапана? — спросил Торнье. — Актер на сцене упадет или нет?

Рик покачал головой.

— Скорее всего нет. Если лента старая, актер споткнется или начнет мямлить, но «маэстро» это сразу заметит и исправит. «Маэстро» соединен обратной связью со сценой и непрерывно управляет действием. Он исправит любой сбой.

— Я думал, вся пьеса зависит от этой ленты.

Ричард усмехнулся.

— В какой-то степени, но в целом все значительно сложнее. Это не просто механически воспроизведенное кукольное шоу, Торни. «Маэстро» руководит сценой, нет, более того, «маэстро» это и есть сама сцена, её, так сказать, электронный аналог. — Он ударил кулаком по металлическому кожуху. — Здесь заложены личности актеров. «Маэстро» не просто прибор, как думают некоторые. С помощью микрофонов в зале он может замерять реакцию публики и… — Он умолк, увидев лицо старого актера, и нервно сглотнул. — Торни, не делай такое лицо. На вот, возьми сигарету.

Торнье дрожащими пальцами взял сигарету. Он взглянул на путаницу проводов, на ленту, медленно ползущую между валиками.

— Искусство! — прошипел он. — Театр! На кого ты, собственно, учился, Ричард? На инженера-кукловода? — Он вздрогнул всем своим худым телом и на негнущихся ногах вышел из операторской.

Рик слышал, как Торнье спустился по лестнице, ведущей на сцену. Он пожал плечами и снова склонился над машиной.

Через десять минут Торнье вернулся, неся ведро и щетку, с виноватым выражением полного раскаянья на лице.

— Извини… — промямлил он. — Я знаю, ты хочешь чего-то добиться, а…

— Не бери в голову.

— Это все проклятая пьеса, знаешь. Она меня выбила из колеи.

— Пьеса? Ты имеешь в виду «Анархию»? При чем здесь она? Ты в ней играл?

Торнье кивнул.

— Она не шла девятнадцать лет, разве что… а, это не в счет. Десять лет назад мы ее почти поставили. Мы репетировали несколько недель, но вся затея провалилась еще до премьеры: не хватило денег.

— У тебя была хорошая роль?

— Я должен был играть Андреева, — сказал Торнье, устало улыбнувшись.

Рик тихо присвистнул. — Это ведь главная роль. Чертовски не повезло. — Он подтянул нога, чтобы Торнье мог подмести. — Это был тяжелый удар, надо думать.

— Да уж. Но если бы только это… Это были мои последние часы на сцене с Мелой Стоун.

— С Мелой Стоун? — Техник поднял брови.

Торнье кивнул.

Рик схватил листы сценария, помахал ими и бросил.

— Она здесь, Торни! Подумай только! Она играет Марку.

Торнье сухо и коротко рассмеялся.

Рик покраснел.

— Ну… я хотел сказать, роль играет ее манекен.

Торнье с отвращением оглядел «маэстро».

— Ты хотел сказать, что этот твой механический режиссер заставляет играть ее резиновую куклу?

— Перестань, Торни. Злись хоть на весь свет, но не злись на меня за пристрастия публики. Не я изобрел автодраму.

— Я не злюсь на тебя. Мне просто противна эта штука.

— Он ударил щеткой по машине.

— Ты как Д’Уччия, — неодобрительно проворчал Рик. — Вы, в общем-то, как две капли воды. Только Д’Уччия любит «маэстро», когда тот хорошо работает. Это же просто механизм. Как можно ненавидеть вещь, Торни?

— Ненавидеть? Много чести, — возразил Торнье. — Просто не люблю, как и воздушные такси. Это всего лишь дело вкуса.

— Может быть. Но зрителю нравится автодрама и на сцене, и по телевидению. И он получает то, что хочет.

— Но почему?

Рик рассмеялся.

— Почему? Потому что это бизнес. Кроме того, автодрама предсказуема, компактна, копируется в любом количестве и обеспечивает быструю смену репертуара. Сегодня вечером ты можешь посмотреть «Гамлета», завтра что-нибудь из Брехта, послезавтра Ибсена, Беккета или какой-нибудь водевиль на худой конец. Все на одном месте. Только успевай менять декорации. Нет проблем с актерами, их амбициями и болезнями. Ты просто берешь напрокат кукол, ленту или весь репертуар у Смитфилда, Куна Трика или Георгиа. Так сказать, театр в расфасовке. Ешь не хочу.