— Где был, Андрей?

Шалька сел на край кровати и, наклонившись, стал снимать сандалии.

— После расскажу, ребята. Спать вам надо, да и я умаялся.

— Шамовка в ящике, на кухне.

— Не хочу, у крестьян ужинал.

— Далеко ходил?

— В село Василино, — верст семь, не больше.

— Семь верст киселя хлебал. Чай сандалии-то, того?

— Держатся. Ну, до завтра. Спать ребята.

За чаем задержались дольше обыкновенного. Уж на Что Бугрин любит поесть, но и тот позабыл о ситном и яйцах.

— Конечно, нам с мужиками не равняться. Косить и жать из нас только Сеня да Тихонов умеют. Ну а работа все равно найдется.

— Электричество провести бы, — вздохнул Тихонов.

— Махнул братец. А где динамо, двигатель, материал?

— Радио отдадим. Шут с ним. Мы и новый сделаем.

— Правильно, Тиша.

— Ну, а что в самом деле делать?

— Ты наобещал там наверно, работники мол — во.

— Ничего не обещал. Говорю, придем, поможете, коли не справимся. А предсельсовета схватился. Вот, говорит, дело?

— Понимаешь, есть две семьи, одни бабы, да ребята маленькие. Мужики на войне погибли.

— Бедняки, значит?

— Не кулакам же помогать, я к кулаку и не пойду, — заявила Гладышева.

— Пошли, ребята.

— Нет, я договорился на завтра. Если мы сейчас пойдем, пока то да се, пока дойдем, это уж больно по городскому времени выйдет. Завтра и начнем с утра. В четыре часа пойдем. К шести будем там.

Неделю прожили ребята в Василино. Уходить не хотели, настояла Анька.

— Не для работы я вас сюда привезла. До отъезда три дня осталось. Отдохнуть надо, а то вдруг, в весе убавитесь? Мне нагоняй будет.

— Анюточка-голубушка, ну еще денек, — упрашивали ребята.

— Анька — вырви глаз. Чорт с ним, что вес потеряем, зато делов-то.

— Делов — падежов не знаешь. Да и не чертыхайся. Нет довольно. Отдыхать так отдыхать.

Вся деревня, бабы, девки, ребята бегали смотреть, как работают «городские».

— Встанут и глазеют, — смеется Бугрин. А нет того, чтобы помочь.

— Им это, видать, в диковинку.

— Работаем мы ребята, араписто. Посмеяться, видно, хотят.

А когда вечером шли с полей в деревню, в избу-читальню на ночлег, их провожали приветливые взгляды мужиков. А деревенский балагур дед Семен стал по середине дороги, снял шапку и бросая ее в пыль кричал:

— Ай да помощнички, старых вдов защитнички… Ай да работнички… Земно вам кланяюсь… Дай вам бог невест хороших, а мне внучат пригожих.

И, сменяя шутовский тон на серьезный, говорил:

— Умаялись, чай. Заходи чайком побаловаться. Чайку-то нет. Тю-тю. Так малинки попьем. Лучше пропотеем.

— Глашка, куда запропастилась девка? Шурка-а, скажи Глашке пусть ставит ведерный.

Изба-читальня вечерами была набита битком… «городские» были веселый народ. Песни, шутки, да и газетку почитают. Тихонов учил двух молодых ребят, как обращаться с радиопередвижкой.

— Как накал упадет, лампы станут гореть темнее, значит, пиши нам. Вышлем новые батареи. Да не перепутай, когда ставить их будешь. Анод к накалу не приключи.

— Не перепутаем, поняли.

Провожали комсомольцев всем селом. Перед частоколом, что окружало село, процессию догнал предсельсовета.

— Стой, мужички, дело есть.

— Выкладай.

— А вот, слушайте.

Вытащил из кармана кучу бумаг, долго искал, а потом:

— Вот дурак-то, да я ее на столе оставил.

— Что, что оставил?

— Письменную благодарность. Вот дурак-то, дурак.

— Ладно, и так обойдемся. Прощайте товарищи, — сказала Аня. За ней стали пожимать всем руки и остальные ребята.

— Спасибо, вот уж спасибо. Вот уж пособили то, — причитала одна из вдов, которой помогли ребята.

Вторая молча утирала слезы краем передника.

Версты три провожала крестьянская молодежь комсомольцев, а когда распрощались, в сотый раз обещая писать, когда скрылись спины провожавших за поворотом дороги, Шалька строго взглянул на отпускников и сказал:

— Ну, ребята, нашу, кимовскую, — и первый затянул: