вдвойне трагично, потому что нет ничего смешного в том, что, будучи ребенком, он вынужден

попрошайничать. Я покупаю у них несколько жевательных резинок, а затем, заживав одну, отдаю остальные обратно. Томми стучит по рулю в такт испанской песни, звучащей по радио

и мы наполовину пересекаем перекресток, когда он жмет по тормозам и кричит.

– Эй, Лана, - что это?

Это картина на стороне здания, на которой весит реклама сексуального шоу

«Обнаженные девушки». Работа выполнена в черном цвете, с небольшим затемнением и

четкими контурными линиями. Возможно, она была выполнена поспешно, но, тем не менее, является великолепным произведением искусства.

Стену разделяют четыре разных характера, на одной стороне двое детей, маленький

мальчик, держащий в руках малышку. Им холодно и они в страхе прижались к друг другу.

Лицо малышки исказилось от крика и маленький мальчик беспомощно смотрит на нее. На

другой стороне стены их мать, лежит, раздвинув ноги на матрасе, пока неряшливая, жирная

скотина натягивает штаны, поглощая при этом содержимое бутылки с надписью ХХХ. Стиль

Мози и ему не обязательно быть здесь, чтобы сказать мне, что это конкретная работа

автобиографична.

– Боже, он хорош, - выдыхает Томми, когда мы вместе подходим к ней. Он сжимает

мою руку.
– Она не хочет делать этого, но у нее нет другой возможности прокормить своих

детей.

– Думаю, это он. Он держит свою маленькую сестричку, которую они потеряли на

границе.

– Какая великолепная картина. Владельцы этого заведения разозлятся. Похоже, ты

стала ярой активисткой, девочка. Разве это не сексуально до смерти?

– Да?
– говорю я, указывая на картину.
– Не думаю, что это можно описать, как что-то

сексуальное.

– Конечно же, не картина. Я имел в виду твоего парня, в которого ты влюблена. Он что

в рядах Dibujero?

– Эй, откуда ты знаешь о них?

Томми смотрит на меня, закатывает глаза и затем пожимает плечами.

Я просовываю руки в задние карманы джинс и начинаю ходить кругами, в расстройстве

пиная ногами грязь. Я следую прямо за Мози, словно он в пределах досягаемости, но я всегда

появляюсь на минуту позже. Зажимаю губы зубами и прокусываю сухую кожу, пока она не

начинает кровить. Я продолжаю пинать грязь и снова присматриваюсь к его работе. Затем я

выдергиваю руки из карманов, хлопаю руками по бедрам и просто рычу на картину.

Когда я поворачиваюсь к Томми, он заканчивает фотографировать картину на свой

телефон и вытряхивает еще пару таблеток на свою ладонь. У него целая аптека в его

набедренной сумочке Luis Vuitton, над которой я бы посмеялась, если бы была в лучшем

настроении.

– Прекращай выходить из себя. Мне и Рокко не обязательно сегодня уезжать. Мы

можем остаться еще на один два дня и помочь тебе найти его.

– Спасибо! И к твоему сведению, технически я не выхожу из себя. Я просто выражаю

эмоции и это нормально. И вообще-то это здоровая реакция.

– Ты такаааааая здоровая. Это как раз то, что я думаю, когда вижу тебя. Воплощение

здоровья.

– Ха-ха. Ты тоже прекрасно выглядишь, словно тебя переехал самосвал. Ну и как, черт

возьми, мы найдем его?

– Ты нарисуешь ему ответ. Или пометишь его или как они это называют. Ты отправишь

ему свое сообщение через уличный рисунок. Я видел такое в кино. Нам просто нужно найти

магазин, где продают краску.

– Святое дерьмо! Ты гений! Нам нужно поехать в магазин, где продают краску, и

поговорить с людьми работающими там. Возможно, они знают, где найти его! Сколько здесь

может быть таких магазинов?
– Стоп, разве у нас уже не было этого разговора? Сколько

времени мы уже находимся здесь, ходя по кругу?

– Хренова тонна, вот сколько. Это возможно сработает, только если мы найдем его,

когда он будет покупать краску. Но мы попробуем, и если это не сработает, мы вернем его с

помощью рисунка.

Мы возвращаемся в машину и Томми отправляет сообщение Рокко со всеми