бесчестного койота, который сопровождал их и, по словам моего брата, он знает ее имя.

– Как ее звали?
– спрашивает Томми, выжимая лайм. Я в точности копирую его

действия, потому что он знает от и до о том, как нужно питаться в Мексике.

– Бриза, - говорю я, делая глоток сладкого рисового молока с добавлением корицы.

– О, как ветер, - задумчиво говорит Томми и машет официанту, чтобы попросить счет.

У Томми великолепный испанский и даже не смотря на то, что я подшучиваю над ним,

я на самом деле под впечатлением от его огромной любви и знания этого места.

Перед тем как темнеет, мы гуляем пешком и делаем несколько телефонных опросов.

Нам так весело заниматься этим проектом и мы продолжаем шутить о том, чтобы стать

полноценными уличными художниками. Томми уже придумал свой знак, который он

попрактиковал в сотне мест. В нем просто слово «Томми», но он умудрился сделать так, чтобы

все это выглядело, как огромный абстрактный пенис. Это в каком-то смысле забавно, тайком

появляться то тут, то там, пытаясь, чтобы тебя не увидели и не поймали. С заходом солнца, я

начинаю волноваться относительно моего супер контрастного трафарета, который печально

глядит с огромного количества бетонных стен Тихуаны. Мне страшно остаться здесь одной без

Рокко и Томми. Я боюсь что мое обеспокоенное лицо останется здесь, на десятилетия

прикрепленное к стенам, без знания будущего и того как и когда я покину это место. С или без

Мози? Что если у меня ничего не получится? Мой печальный образ останется здесь, хмурясь

на вечность, когда мое тело станет пылью.

Мы возвращаемся обратно в отель, когда у нас заканчивается краска. Звук шарика

бьющегося о стенки алюминиевого баллончика вгоняет меня в меланхолию и опустошает

меня. Томми настаивает на том, чтобы отовариться в супермаркете, где он покупает мне

пиньяту (pi~nata - емкость в виде животных и геометрических форм, которая наполняется

конфетами и сладостями и в дальнейшем разбивается палкой) и хренову тонну острых

мексиканских конфет, чтобы заполнить ее.

Он такой яркий и обращает на себя множество взглядов. Он одет в легкую, канареечно-

желтую шелковую рубашку, на которой теперь пятна от черной краски. У него сумасшедший

загар, а его волосы драматично торчат в разные стороны. Он как гей из корабля мечты

Техниколор, который должны показывать на большом экране. Я улыбаюсь ему, как маньячка, пока он наполняет мои руки пакетами с конфетами.

– Лана, - говорит он улыбаясь.
– У тебя поменялось настроение, тебе больше идет

угрюмый вид. Каким то образом твоя улыбка лишает меня бдительности.

– Что мы празднуем?
– спрашиваю я его. В моих руках так много конфет и я не могу

представить, как они все поместятся в нашу маленькую шестиконечную пиньяту.

– Знакомство друг с другом, наше прощание и твое воссоединение с твоим

любовником, - говорит Томми, пока кладет минеральную воду и какой-то апельсиновый

напиток в нашу тележку.

– Но что, если этого не произойдет? Если мы сглазим заранее отпраздновав?

– Позитивное мышление, моя дорогая, поможет тебе достичь чего угодно в этой жизни.

Если ты чего-то очень сильно хочешь, подумай об этом и вселенная поможет тебе.

Мы толкаем тележку к кассе и Томми покупает мятную жевательную резинку для

Рокко. Он прихватывает пару журналов на испанском и шоколадные зефирчики в виде

приведений.

– Ты можешь читать такое?
– спрашиваю я, посасывая покрытый перцем чили

леденец, который обжигает мне горло и заставляет слезиться мои глаза.

– Не совсем. Мне просто нравятся картинки.

– Томми, ты назвал Мози моим любовников, но просто, чтобы ты знал. Я никогда не

занималась с ним любовью.

– Что?
– говорит Томми, выпучив глаза от моего признания. Я кашляю на свой

леденец. Мне даже нравиться мысль, что я могу громко сказать об этом у кассы и, возможно, никто кроме Томми не поймет то, что я сказала.

– Исправь это, девочка! Как только мы найдем его. Нет никакой пользы в том, чтобы

искать его, если ты даже не пробовала его леденец. Это было бы пустой тратой времени! А что