Шрифт:
Она чувствует на себе прикосновение этих рук; дрожь отвращения и ужаса электрическим током пробегает по телу. Она не может оторвать своих глаз от красноватых глаз обезьяны… И обезьяна тоже почему-то не отрывает взора от человеческих зрачков, которые, кажется, выбрасывают снопы зеленых, могущественных искр, неудержимо привлекающих зверя. Они мерцают и горят… Обезьяна не может ни на мгновенье отвести взора; движения ее делаются неловкими, спазматическими, дрожащими и бессмысленными; внимание занято этими человеческими глазами.
А снопы зеленых искр все летят и летят, излучая неведомые волны, сковывающие движения, парализующие волю…
Красные глаза обезьяны тускнеют и подергиваются сизоватой дымкой. В них уже нет и следа былого выражения похотливости самца…
Теперь чудовище начинает уже чего-то бояться… Неясная тревога, все растущая, надвигающаяся… Обезьяна опускает свои волосатые руки, мешком опускается на грязный пол и, все еще не отрывая своих глаз, начинает жалобно скулить…
Безмолвный и страшный поединок человека и зверя заканчивается победой человека.
Но и для Люцины пережитого слишком много… Слишком много израсходовано нервной энергии, неожиданно подчинившей волю зверя и спасшей ее.
Обессиленная, разбитая, она опускается на кровать и сознанье покидает ее…
Обезьяна дремлет, скорчившись в неестественной позе у самой кровати.
Заглянувший в волчок человек приходит на помощь обезьяне.
— Бедный Бонза! Здорово ты устал! — вскрикнул он, плотоядно рассматривая обнажившуюся грудь девушки и с трудом выводя безвольную, упирающуюся обезьяну.
На помощь узнице не пришел никто и она долго лежала без движенья…
— О, какое чудовище! — простонала Люцина, постепенно приходя в чувство и припоминая, что произошло. — Но слава Богу! Звери все же лучше людей. Сегодня обошлось, а что будет завтра?..
Наступила ночь. Люцина не притронулась к еде… Сон улетел куда-то. Девушка, дрожа от нервного озноба и накрывшись одеялом, прильнула к окну. Сбоку светлых потоков «Млечного пути» она разыскала ярко светящуюся ласковым светом звезду Мечислава.
— Ты жив, Мечик! О, если бы ты знал, что здесь со мною… Ты разыскал бы меня и помог…
5. Колонна
Шахматные ходы политиков, переставляющих фигуры на карте Европы, повлияли на жизнь гейдельбергского студента… Все время после переезда границы, он зависел от этих ходов.
Неожиданно, заключаемые и расторгаемые договоры, перемены политических ситуаций и конъюнктур заставили его воздерживаться от излишнего любопытства и на его деятельность налагали отпечаток особой лояльности.
Молодой студент, кроме обычных дисциплин, преподаваемых в университете, занимался другой исследовательской наукой, которую, конечно, не читали с открытых кафедр…
Соблюдая сугубую осторожность, он вел свое дело, начав его издалека и, когда оно готово было уже принести первые плоды, которые он надеялся собрать с нивы, где были посеяны им амурные дела с девушкой индийского типа, неожиданные обстоятельства заставили его сделать рискованный ход, уклоняясь от угрозы со стороны ферзя, представляющего тайную полицию, и он черным конем ринулся в стремительный бег по белому снежному горному полю…
После этого рискованного шахматного хода — «студент» перестал существовать… его место на планете, в точнейшем объеме вытесненного воздуха, занял некий Фриц Бауэр — коммерсант, освобожденный из-за порока сердца от воинской службы.
Пыль…
Поднимающаяся клубами и неподвижно висящая в воздухе непроницаемой завесой. И где иногда прорывается она — виднеется длинная зелено-серая ползущая змея — колонна изнуренных пленных.
Запыленные, грязные и усталые, шагают побежденные под охраной злых и тоже утомленных конвоиров. Времена сказались на них, теперь это пожилые и даже старые отцы семейств, помнящие еще первую войну и вооруженные устаревшими винтовками времен франко-прусской кампании.
В густых придорожных зарослях кустов притаился человек… Невысокого роста, коренастый, одетый в отрепья, в которых едва можно узнать, и то лишь с трудом, бывшую военную униформу.
На шоссе, на траверзе логова человека, появилась колонна. Он торопливыми движениями заканчивает грим; обсыпает физиономию пылью, которую пригоршнями собирает с пересохшей земли.
Пропустив колонну до половины, он выглядывает из кустов и, держась за спадающие брюки, бежит к марширующим. По пути, получив увесистую затрещину от конвоира, он теряется в рядах таких же оборванных и запыленных людей.