Очнулся Гурко, о сне мысли: к чему бы? И подумал, уж ли и там, на том свете, мать вспоминает его? А ведь и я, матушка, не забываю вас... И решил сегодня же послать Василия в церковь, поминальную заказать...

Мысль перебросила его в Санкт-Петербург. С Александриной, женой, расстались холодно. Да они никогда близки и не были. Он всё больше по гарнизонам, она, красавица, жила своими интересами...

Уже здесь, в Бельцах, накануне отъезда в Унгены, уходя в штаб, повстречал хозяйку дома, Софью. Она сказала игриво:

— Генерал, ваш Василий не позволил мне прийти к вам этой ночью. Он встал у двери и сказал: его превосходительство спит.

Софья была молода и привлекательна. Иосиф Владимирович улыбнулся, поцеловал хозяйке руку.

— Милая Софья, Василий пожалел мои старые, бренные мощи.

— Так ли уж, генерал? Побойтесь Бога и не отриньте меня вдругорядь...

В аппаратной застучал телеграф, и Гурко отправился знакомиться с новой телефонограммой.

Начало марта 1877 года. Час войны неумолимо близился. Не одну бессонную ночь провёл министр иностранных дел России князь Александр Михайлович Горчаков [5] в здании своего министерства, что у Певческого моста на Мойке.

Вот и это утро он встретил на своём рабочем месте. Тихо в кабинете, только мягко постукивали большие напольные часы в футляре из красного дерева. Весь пол просторного кабинета укрыт скрадывающим шаги пушистым ковром. Потолки и карнизы высокие, лепные. У стен строгие шкафы, полные книг. Кожаные, с золотым тиснением переплёты за чистыми стёклами.

Скрестив натруди руки, Горчаков неподвижно смотрел в зашторенное окно. Пасмурное небо над Санкт-Петербургом, тяжело падает сырой снег с дождём. Дуют порывистые ветры с Балтики, раскачивают фонари. В брезентовых венцератках мокнут извозчики, торопливо снуют пешеходы. Подняв воротник шинели, на противоположной стороне улицы укрылся в подворотне жандарм.

Ненастная погода — и неспокойно на душе у российского канцлера князя Александра Михайловича Горчакова. Хитро плетёт интриги бывший прусский канцлер, ныне рейхсканцлер германский Бисмарк [6] . Заручившись его поддержкой, нагло ведёт себя империя Габсбургов, её территориальные аппетиты непомерны, в предстоящей войне дорого обойдётся России Австро-Венгерский нейтралитет. Подстрекаемый лордом Биконсфилдом, турецкий султан Абдул-Хамид настроен к России непримиримо.

Горчаков вернулся к столу, уселся в жёсткое кресло. Старческие руки с синими прожилками легли на резные подлокотники. Чисто выбритое лицо с пышными седыми бакенбардами, чуть выдающийся подбородок и плотно сжатые губы выражали строгость, а стоячий воротник белоснежной сорочки и тёмный фрак придавали российскому канцлеру вид официальный.

Стар князь и хвор ногами. К восьмому десятку подбираются годы, но мудрость и ясность ума не покидает его. Более шестидесяти лет служит Горчаков в Министерстве иностранных дел. Довелось быть послом в Лондоне и Риме, Берлине и Вене. Дипломатию с азов познавал, преданность и честность России делами выказывая; Душой князь Горчаков не кривил и перед министром иностранных дел графом Нессельроде не угодничал. Не гнулся даже перед всесильным начальником Третьего отделения Бенкендорфом и за то долгое время в немилости был, слыл в официальных кругах либералом.

Однако сам канцлер таковым себя не считал. О том история судит. Когда 18 марта 1871 года революционный Париж впервые создал правительство пролетарской диктатуры, прусское командование в тот же час поспешило выразить готовность помочь правительству Тьера подавить выступление парижского пролетариата. Бисмарк разрешил Тьеру увеличить армию для расправы над коммунарами. У русского царя диктатура пролетариата вызвала гнев, а канцлер Горчаков выразился при этом совершенно определённо: «Парижская коммуна угрожает всему европейскому обществу». И немедленно рекомендовал версальскому правительству быстрее заключить мир с Германией, дабы покончить с парижским пролетариатом.

Министром иностранных дел Горчаков стал после неудачной Крымской войны [7] . Тогда прежний министр иностранных дел Нессельроде заявил о никчёмности российского Министерства иностранных дел. Впрочем, немец Нессельроде на данном посту никогда честно не служил России [8] .

Вступая в новую должность, Александр Михайлович Горчаков в присутствии близких друзей, поэта Тютчева и дипломата Жомини, выразил свою политическую линию вполне определённо: «Отныне №1 положим конец немецкой дипломатии графа Нессельроде... Мою внешнюю политику будут определять интересы России, и только России».

Прошло короткое время и о российской дипломатии заговорили с почтением. С ней начали считаться. В кабинетах и салонах Европы с уст не сходила доктрина горчаковской циркулярной депеши, в коей русский канцлер наметил чёткую программу действий, отражавших определённый этап в истории внешней политики России после Крымской войны...

К отмене унизительного Парижского трактата Горчаков готовил российскую дипломатию пятнадцать лет. И едва смолкли пушки пруссаков, а французские дипломаты, смирив гордыню, покорно подписали мирный договор, означавший конец Франко-прусской войны 1870 года, как канцлер Горчаков объявил всему миру, что Россия более не считает себя связанной Парижским трактатом, ограничивающим её суверенитет на Черном море, и будет строить корабли Черноморского флота, а Севастополь будет военно-морской базой...