Галя, как обычно, шла от дома до рабочего места пешком и успевала, как в кинематографе, прокрутить перед мысленным взором всю историю завода; насчитывавшую всего-то три года. Три года — это здесь, в Поволжье. Но довоенную историю предприятия Галя знала плохо. То же, что произошло здесь, по сути дела, на пустом месте в дни и месяцы, когда гитлеровцы рвались к Москве, она забыть не могла. Всё было сделано девичьими, женскими и детскими руками. Эти руки мёрзли, ныли от непосильного труда, синели от ссадин и мозолей.

В зиму сорок первого года Галя работала на рытье котлована. Ей вручили тяжеленный железный лом и сказали: «Долби!» Это потом пришли навык, умение, окрепли мускулы. А первую ночь после того рабочего дня она не могла уснуть и плакала от боли в руках. Только под утро забылась коротким сном, а потом, когда подруги её разбудили, девушка не могла поднять руки. Они висели как плети, и малейшее движение причиняло нестерпимую боль. Но Галя всё-таки дошла до пустыря, где должны были подняться цехи завода, взяла лом и стала опускать и поднимать его, постепенно втягиваясь в этот нелёгкий труд. Так продолжалось дни, недели, месяцы.

Вспомнив всё это, юная труженица зашагала быстрее, твёрже ступая по утрамбованной тропинке.

— Галя! — вдруг послышался почти детский голос. Она обернулась на крик. Ну конечно же, это её подопечный хлопец.

— Здравствуй, Славик!

Мальчик поморщился, серые глаза его недовольно сверкнули.

— Меня, между прочим, зовут Вячеслав, — капризно сморщив носик, ответил он.

— Извини, Вячеслав Иванович, — без улыбки сказала Галя. — Я совсем забыла, что ты у нас почти взрослый.

— «Иванович» не обязательно, — всё так же серьёзно поправил её мальчик. — Но на «Славик» больше откликаться не буду. Ну и что из того, что ростом невелик. Наш: мастер, Фёдор Степанович, тоже невысокий. Может, у нас с ним комплекция такая...

Славику у конвейера сделали подставку под ноги, чтобы он мог ключом дотянуться и поставить на место нужную деталь. Мальчик очень недоволен малым ростом и всё время старается казаться выше. И ходит он, расправив грудь, высоко подняв голову.

— А я тебя, Вячеслав, совсем не хотела обидеть, — говорит Галя. — Просто мне хотелось назвать тебя поласковее — только и всего. А «Вячеслав» звучит как-то официально.

— Ничего, — отзывается мальчик, заметно подобрев, — я стерплю. А Славиком меня больше не называйте. Особенно при людях. Что ж, совсем несмышлёныш, что ли? Меня в цеху уважают...

— Ваньк-к-а! Погоди! — крикнул вдруг Вячеслав, сорвался с места и со всех ног пустился догонять своего приятеля.

Галя улыбнулась: совсем мальчишки. Она невольно вспомнила школьные годы. Сначала, вплоть до восьмого класса, они виделись с Колей Паршиным часто, почти каждый день. В школе на уроках, в кружке художественной самодеятельности, на комсомольских собраниях» Тогда она вовсе и не думала о нём. Вместе так вместе, что ж тут особенного? С ним нескучно, всегда можно поговорить, поспорить. Разве это плохо? Но однажды — это было уже в десятом классе, — они остались вдвоём после уроков, чтобы выпустить стенгазету. Галя вдруг почувствовала на себе пристальный взгляд Николая. Она не выдержала, опустила глаза, и краска стыда залила её лицо. Так повторялось потом не раз. Галя ушла в себя, старалась избегать встреч с юношей.

Одноклассники над ними иногда посмеивались, называли женихом и невестой. Она, конечно, чувствовала, что Коля относится к ней не так, как к другим: более внимательно и предупредительно, старается помочь ей в учёбе (сам был отличником), стремится быть с ней наедине, но она избегала этого. Галя не думала тогда ни о какой-то особой дружбе, ни тем более о любви. Эти мысли пришли к ней позднее, когда уже после школы стала замечать на себе любопытные взгляды сверстников, добивавшихся её внимания. И вот тогда-то начала сравнивать других парней, ухаживавших за ней, с Колей Паршиным. И сравнение это всё чаще оказывалось в пользу Николая.

С тех пор прошло немало времени. Они уже давно расстались. Паршин почему-то уехал сразу после выпускного бала, и Галя постепенно стала забывать его. И вдруг Николай предстал перед ней совсем с другой стороны. Пришло сознание того, что он лучше, честнее и милее, чем многие теперешние ухажёры. Именно ухажёры — другого слова для них она не могла подобрать. Им нужно было её внимание, улыбка. О самой Гале, о её чувствах они не думали. Она красива, с ней приятно провести время, её внимание прибавит им веса среди приятелей и сверстниц; Но девушка поняла, что её жизнь с тревогами и заботами их совсем не интересовала. И чем больше думала о Николае, чем чаще сравнивала его с другими знакомыми парнями, тем сильнее убеждалась, что давно любит его, хотя и не хотела признаваться в этом. Вот тогда-то решилась написать Николаю письмо. Не для того, чтобы признаться в своих чувствах, а чтобы рассказать о себе, о своей жизни. Надо найти его адрес. И тут же возникало сомнение: а почему она должна писать первой? Ведь он же ей не пишет. За три года не прислал ни одной весточки. Нет, первой писать не будет! Есть же у неё чувство собственного достоинства и девичьей гордости. Есть!

Так думала Галя, подходя к заводской проходной. У неё оставалось ещё пятнадцать минут, чтобы оглядеться, подготовить рабочее место и настроиться на быстрый рабочий темп.

В цехе её уже ждала подружка Женя Свиридова. Они из одного села. Дружили ещё со школы. Вместе приехали в город. Восстанавливали, а точнее, заново строили на новом месте завод. Теперь работали в одном цехе. И вот Женя отпросилась на два дня домой. Съездила к больной матери.

— Галка! — ринулась она к подружке. — Что я тебе привезла-то! Гору писем. Ты понимаешь? Я захватила только одно. Чтоб ты поверила. А дома у меня ещё целая сумка.