А сейчас на него, командующего фронтом, жмут со всех сторон: «Берите скорее Львов». Конев и сам осознавал, что надо спешить. С самого начала операции он считал главной целью — как можно быстрее выбить немцев из города, а не топтаться под его стенами, ослабляя тем самым свои силы. Для атаки на Львов с востока имелось достаточно общевойсковых соединений. Танковой же армии под этим городом делать нечего. Её задача — разгромить тылы, разбить резервы гитлеровцев, расположенные севернее и западнее Львова, создать большое кольцо окружения вражеских войск.

Рассуждая так, Конев, сам того не замечая, как бы полемизировал со Сталиным: слишком уж тот торопил со взятием города. Поспешать, конечно, надо. Но при этом необходимо исходить из реальной обстановки: учитывать положение своих войск и противника, всесторонне анализировать их действия и возможности. Вот почему сейчас ему, командующему, надо прежде всего точно знать, что произошло с танковой армией. Получил ли генерал Рыбалко его последний приказ? Если получил, то каково положение танкистов сейчас?.. Не зная всего этого, невозможно принять правильное решение.

Наташа Круглова проснулась рано и долго вслушивалась в шорохи необыкновенно тихого летнего утра. Где-то проклецкал дрозд, лишь на минуту задержался на ветке рябины, поклевал что-то и улетел, разрезая плотный воздух острыми крыльями. На стволе старой осины устроился дятел, обстукал её чуть ли не от корня и до вершины, выискивая зазевавшихся букашек. Потом прилетела сорока-пустобреха и начала стрекотать над самым ухом. Она устроилась на вершине той самой стройной, как девушка, берёзы, что росла, вытянувшись вверх, у самой землянки, ставшей временным пристанищем для Наташи. Но она не видела сейчас ни этой красивой берёзы, ни назойливой птицы-соседки, хотя знала ещё с детства, что именно сороки любят устраиваться на самых тонких вершинах деревьев, чтобы, покачиваясь, просматривать с высоты ближайшие окрестности: нет более любопытных птиц, чем сороки-белобоки.

Наташа откинула полог медицинской палатки, и яркое июльское солнце брызнуло ей в глаза. Она инстинктивно зажмурилась и ощутила тот неизбывный прилив сил, который бывает только в молодости, когда кажется, что нет предела свершениям и нет таких препятствий, которые нельзя преодолеть. И именно сейчас, когда Наташа, пережив все муки и страдания в лагере врага, лежала с закрытыми глазами в партизанском отряде подо Львовом, наслаждаясь ощущением жизни и молодости, она вдруг почувствовала всю тяжесть пережитого. «Боже, — прошептала она, — неужели это произошло со мной?..»

Всё, что окружало её сейчас: эта уютная палатка, солнечный луч, настойчиво пробивающийся снаружи, и стрекочущая сорока, — всё вроде бы настраивало на мажорный лад, успокаивало, создавало ощущение безопасности. Но в это блаженное состояние вдруг, словно яростным порывом ветра, врывалась тревога, горе, боль и ненависть.

Жизнь порой поразительно спрессовывает события. То, что вместилось в один месяц Наташиной жизни, трудно было бы пережить человеку, растяни эти события на долгие годы. Вспоминая прошлое, она вздрагивала и шептала: «Нет, этого не могло быть. Не могло! Не должно!..»

Но это произошло, и никто не может выбросить былого из её жизни...

Шёл июнь. Группу советских разведчиков направили в тыл врага. Разместившись на первой партизанской явке, Наташа инстинктивно, всем существом своим, вдруг почувствовала, будто попала в логово хищных зверей. Так оно и было. И в критической ситуации, когда в дом ворвались полицаи, она поступила так, как повелевал инстинкт самосохранения: ногой выбила окно, выпрыгнула наружу и открыла огонь из автомата. Заставь её сейчас повторить этот приём, совершить подобный бросок и всё последующее, она ни за что не смогла бы сделать. А тогда сделала. Вылетела в окно вслед за разорванной на куски рамой и открыла огонь по врагу. Это спасло её. Полицаи на какое-то мгновение растерялись. Воспользовавшись этим, Наташа могла бы уйти от погони, но она, имея в руках оружие, бросилась спасать своих товарищей. И сумела помочь им: на какое-то время задержала карателей, внесла сумятицу в их действия. Возможно, что кому-то из разведчиков удалось скрыться, — точно она этого, к сожалению, не знала. Но вскоре поняла, что если кто-то и смог уйти, то уже ушёл.

Наташа приняла правильное решение: удалившись от дома, она затаилась, а потом незаметно отползла в сторону, сориентировалась и, прикрываясь бурьяном, побежала к лесу. Успела скрыться. В ту ночь девушке удалось избежать встречи с карателями...

Под утро, совершенно измученная, уже не способная двигаться, остановилась на околице раскинувшегося на взгорье села, не решаясь войти в него и в то же время понимая, что одна, без помощи людей, пропадёт. Она легла на мокрую от росы траву и, прижавшись всем телом к прохладной земле, замерла, отдаваясь неясному чувству избавления от пронёсшейся беды. Что делать дальше, пока не знала и не находила сил даже думать об этом.

Наташа понимала, что у неё остался единственный выход — идти к людям. Но без оружия. Тогда женщина может сойти за беженку, каких немало скитается по военным дорогам. Да, так и надо поступить...

Силы постепенно возвращались, и она, с трудом выкопав ножом ямку, спрятала автомат. Затем сделала пометку на стоявшей поодаль берёзе и воткнула нож в землю так, чтобы чуть виднелась его рукоятка: на всякий случай — вдруг потребуется.

Подготовившись таким образом, Наташа медленно поднялась по косогору, подставив лицо тёплым лучам солнца. Первый дом она миновала, а у второго остановилась, увидев выходившую из калитки женщину. Наташа подошла к ней и скорбным голосом сказала, что ищет приюта: ещё в начале войны при эвакуации потеряла сына и теперь, пока безуспешно, всюду разыскивает его... Произнеся эти слова, Наташа вдруг осознала, что её могут быстро изобличить во лжи: ведь ей едва исполнилось двадцать лет и ни о каком сыне-подростке не могло быть и речи. Но, видимо, она так постарела и изменилась, что рассказ её не вызвал сомнений. Хозяйка встретила её доверчиво, пригласила в дом, напоила горячим чаем. Успокоившись, Наташа более подробно поведала о себе. Разведчица убедилась в том, что легенда оказалась удачной, а потому, наверное, хозяйка предложила ей остаться у неё под видом родственницы, тем более что сестра её пропала в начале войны и вполне могла сейчас возвратиться. Наташа с благодарностью приняла предложение и прожила в гостеприимном доме почти неделю. Однако всё это время её тревожила мысль: она не имеет права так праздно тратить время, а обязана что-то делать для выполнения задания, должна найти партизан, а через них установить связь со штабом Конева. И Наташа ушла искать свою военную судьбу.