— Ехала я в автобусе. Тесно, жали со всех сторон. Еле к выходу протиснулась. А когда вышла, гляжу — сумочка открыта. Я прикрыла её, думала, что, когда пробиралась, она сама открылась. А сюда пришла, сунулась за карточками, когда очередь моя подошла, а их нет. Я уж и на остановку бегала. Обшарила всё вокруг. Нет, и всё тут.

— Ясно, вытащили, — сказала девушка, у которой Галя первой спрашивала, что случилось.

Женщина опять зарыдала. Безутешно, горько.

— Как я домой пойду? Что ребятишкам скажу? Они же ждут. Они есть хотят. Как я им объясню? А главное — чем накормлю?..

Галя открыла сумочку, достала свои хлебные карточки и протянула женщине.

— Возьмите, возьмите, — сказала она. — Идите к прилавку, вам отпустят, ведь вы уже отстояли свою очередь.

Женщина смотрела на неё широко открытыми, благодарными глазами, в которых застыли невыплаканные слёзы.

— А вы-то, а вы-то как же? — спросила она.

— Ничего-ничего, я перебьюсь, — торопливо говорила Галя. — Месяц идёт к концу. У сестры кое-что есть...

Галя сунула карточки женщине в руку, державшую мокрый от слёз платок, и торопливо выскочила из магазина. Она бежала домой, зная, что там у неё нет ни кусочка хлеба.

«Это ничего, — утешала она себя, — наврала немного про сестру, иначе женщина не взяла бы карточки. А что бы она делала без хлеба со своими ребятишками? Нет-нет, всё правильно, всё справедливо. Иначе нельзя...»

Дома Галя доела остатки постного супа, сваренного ещё накануне, и легла спать. На другой день она тоже обошлась без хлеба, сварила себе крупяной суп. Но вскоре почувствовала, что так; пожалуй, не сможет дотянуть до конца месяца. Силы её быстро иссякали, организм слабел, началось головокружение, а впереди была тяжёлая работа на заводе.

И тут она вспомнила про Колин аттестат. Пошла, получила определённую сумму, поспешила на базар. Всех её денег хватило лишь на то, чтобы купить немного муки, картошки и кусочек сала. Она бежала домой с таким настроением, что сейчас устроит пир горой. Но муки так мало, что пришлось ограничиться только оладьями. Она долго припоминала, как пекла их мама, и они получились у неё хоть и невзрачными на вид, но зато очень вкусными. Поев их и запив чаем, она поняла, что теперь дотянет до конца месяца, до того заветного дня, когда получит новые продовольственные карточки. Впоследствии она ни разу не видела той женщины, которой отдала свой хлебный паек, но у неё осталось тёплое чувство, будто сделала очень важное, полезное дело.

В свой заводской магазин Галя пришла только через полторы недели и не сразу заметила, что в нём появился новый заведующий. До сих пор эту должность исполняли женщины. А тут появился мужчина, совсем ещё молодой, как говорили бабы, фронтовик, недавно воевавший с гитлеровцами, но после ранения подчистую списанный с воинской службы. Галя, может быть, и не обратила бы внимания на нового завмага, если бы однажды, когда она выходила из магазина, он не оказался рядом и не высказал желания проводить её. День клонился к ночи, уже стемнело, и Галя не нашла в предложении мужчины ничего необычного.

По дороге к дому они говорили главным образом об успехах наших войск. Заведующий, представившийся Николаем Борисовичем Затылкиным, сокрушался, что тяжёлое ранение не позволило ему вернуться к боевым друзьям.

— Наши теперь идут вперёд, — говорил он, — а я-то вот тут, как тыловая крыса. А ведь как хотелось вместе со всеми громить врага! Не глядите, что я низенький. Все великие люди были небольшого роста. Суворов, например, Наполеон, Жуков...

Галя не поняла, к чему это сказано, и промолчала. Затылкин почему-то извинился и предложил обращаться друг к другу без лишних формальностей — на «ты».

— Конечно, — согласилась Галя. — Меня в цехе никто на «вы» не величает.

— Я буду просто называть тебя Галей. Хорошо? А меня можно звать тоже просто — Колей или Николаем, как захочешь.

— Ладно, — сказала Галя. — А ты на каком фронте был? — машинально спросила она и почувствовала себя как-то неловко. Всё-таки обращение на «ты» по отношению к незнакомому мужчине смущало её.

— На Первом Украинском, — охотно ответил Затылкин.

— Ой! — невольно воскликнула Галя. — А у меня там друг воюет. Очень хороший друг. Он писал, чтобы я следила: где будет Конев, там, мол, и он.

— Вот видишь, какое совпадение! — живо отозвался Затылкин. — Вполне могли и встретиться. Но ведь ни он меня не знает, ни я о нём ничего не слыхал до сих пор. Так и разошлись бы. А теперь мне фронта уже не видать. А то бы привет передал с удовольствием.

Галя с любопытством посмотрела на нового знакомого. Действительно, он невысокого роста, гладенький, пышненький, как баклажанчик. И лицо какое-то неопределённое, плоское, с округлыми линиями — глядишь, а задержаться не на чем. Кто он такой, что у него на уме, искренен или лукав — по лицу, по манере поведения ничего не определишь.