— Львовская земля — наша союзница, — с удовлетворением рассуждал Гарпе. — Четвёртая танковая армия русских тоже пошла на город в лоб и ввязалась в тяжёлые бои. И это пока что на подступах. А что же будет в городе? На узких улицах они наверняка растеряют свои танки. Что-то изменила Коневу его приверженность к манёвру. Тут мы его и побьём. Передайте в войска приказ, чтобы охотились за каждым русским танком, если он прорвётся в город, и выбивали их в уличных боях.

Сложные проблемы волновали и Конева. Каких трудов стоило ему связаться с Рыбалко, который, как никто из командиров, любил бывать в войсках и потому не сидел на месте. Но от этого не должна страдать доставка информации в штаб фронта. А тут произошло явное нарушение важнейшего правила, непременного закона войны.

— У командарма всегда должна быть устойчивая связь, — говорил командующий начальнику штаба. — Это же азы военного дела, аксиома!

Поэтому, как только связь с Рыбалко восстановили, маршал потребовал: прикрывшись частью соединений со стороны Львова, главными силами армии стремительно выйти в район Яворов, Мостиска, Судовая Вишня, отрезать пути отхода львовской группировке противника на запад. Увидев это, он испугается и уйдёт.

Генерал Рыбалко, выполняя приказ Конева, прежде всего срочно встретился лично с командиром 56-й танковой бригады полковником Слюсаренко.

— Обстановка изменилась, — сказал комбригу Павел Семёнович. — Так, как мы хотели, Львов взять не удастся. Поэтому вы с бригадой остаётесь на месте, чтобы отвлекать противника на себя, будете настойчиво атаковывать, имитируя действия целой армии.

—Ясно! — ответил Слюсаренко.

Выполняя указания Рыбалко, он усилил наступление на город с востока. Вместе с танкистами его бригады продолжал действовать и корреспондент фронтовой газеты Барсунов, желая скорее попасть во Львов, в котором служил перед войной.

Другие танковые бригады устремились в обход Львова с северо-запада.

К исходу 24 июля они вышли к Яворову, громя резервы противника, его основные коммуникации, создавая угрозу окружения.

Командир танкового взвода младший лейтенант Гореликов, выскочив на окраину ближайшего населённого пункта, увидел растянувшуюся немецкую колонну. Немедленно развернув боевые машины, Гореликов повёл их в атаку. Первым же снарядом подбили грузовик, который, завалившись на бок, преградил путь другим транспортам. Танкисты крушили колонну огнём из пушек, давили гусеницами. С десятком автоматчиков на борту Гореликов ворвался в деревню, где располагался штаб одной из частей противника. Из распахнутых окон хаты доносились тревожные голоса.

— Панцер! Руссиш панцер! — в панике кричали в телефонную трубку немецкие офицеры.

Узнав о появлении танков в тылу группы армий «Северная Украина», Гарпе спрашивал у оперативных работников:

— Чьи танки?

— Русские! — отвечали ему офицеры.

— Знаю, что русские! Какой армии? Кто ими командует?

— Рыбалко! Рыбалко!

— Чушь это! — Гарпе бросил в сердцах карандаш, которым наносил обстановку на карту. — Армия Рыбалко увязла в болотах восточнее Львова. Уточните, кто же нас атакует с северо-запада.

Уточнения заняли немало времени. Наконец разведчики доложили: атаки с востока ведёт лишь одна ослабленная в боях 56-я танковая бригада от Рыбалко. Вся же армия, обойдя Львов, захватила Яворов и стремительно приближается к Мостиске, угрожая отрезать войска, обороняющие Львов, от тылов.

Гарпе пришёл в ярость.

— Ещё одна такая ошибка, — в гневе кричал он, — и я отдам начальника разведки под суд!

Он посмотрел сердито на начальника штаба и пододвинул к себе карту. Гнев гневом, а надо принимать новое решение, думать о том, как спасти свои корпуса от окончательного разгрома.

В это время советские стрелковые части вместе с артиллеристами непрерывно атаковывали Львов с востока. Полки упорно вгрызались в долговременную оборону противника, вырывая у врага квартал за кварталом.

...Вступив на окраину города, старший лейтенант Паршин сразу почувствовал, как усложнилось управление батареей. На узких старинных улицах невозможно создать единую огневую позицию. Потому расчёты и действовали самостоятельно. Командиры орудий по своему усмотрению выбирали цели и вели огонь. Возросла и уязвимость артиллеристов от гранатомётчиков и фаустпатронщиков, укрывшихся в каменных зданиях. Но лейтенант и в этих условиях не терял управления батареей: он заранее продумал и обговорил с командирами взводов методику ведения стрельбы в городе.

Когда к вечеру бой затих, красноармеец-письменосец, войдя в подвальное помещение здания, где располагался командир, протянул ему письмо:

— Вот и вам весточка, товарищ старший лейтенант, — сообщил он с улыбкой.

— Спасибо, — устало поблагодарил Николай, забирая конверт.

Взглянув на обратный адрес, сразу понял, что письмо от Гали, обрадовался и торопливо принялся читать. Но первые же строчки заставили его сначала посуроветь, а потом и помрачнеть. Измена!..

— Что, неприятности, товарищ старший лейтенант? — спросил сидевший неподалёку телефонист.