– Стол.

Уесли скользнул руками вниз по ее спине и обхватил обеими ладонями ее мягкие ягодицы. Она вцепилась в его плечи, когда он поднял ее и усадил на краю. Он уже полыхал от желания погрузиться в нее.

– Нам нужно…

– Неа.
– Она покачала головой.
– Я проверялась. Все чисто. Хорошо, что на контрацептивах. А ты девственник. Правильно?

Уесли усмехнулся.

– Ненадолго… я надеюсь.

– Нет, ненадолго.

Она принялась за его рубашку снова, и, достигнув низа, попыталась выдернуть ткань из его штанов. Пуговица зацепилась за его пояс, и Нора застонала от разочарования.

– Такого никогда не случается в моих книгах, - сказала она, осторожнее потянув рубашку Уесли, чтобы высвободить ее. – Ничьи рубашки никогда не застревают ни в чьих штанах. И никому не нужно беспокоиться, что их чертовы родители застукают их. И ты никогда не встретишь там парня, который поднимет голову и скажет: “Хм, я думаю, ты подхватила грибковую инфекцию”.

Уесли чуть не свалился на пол от смеси отвращения и смеха.

– Что? Ты говоришь, что в любовных и эротических романах не на сто процентов реалистичные сцены секса? Я в шоке.

Он положил голову ей на плечо, и она зарылась пальцами в его волосы.

– Боюсь, что нет, малой. Ни у кого нет несвежего дыхания по утрам. Ни у кого никогда не бывает судорог. Парни всегда могут делать это беспрестанно. Не бывает никаких ЭД сцен.

– ЭД?

– Эректильная дисфункция.

– Ну, я не могу представить, что ты сталкивалась с большинством из этого в реальной жизни. Кроме, наверное, утреннего дыхания, - поддразнил он.

Он жил с Норой в течение полутора лет. Он видел Сатерлин в ее абсолютно наихудших состояниях, сразу после сна, с торчащими волосами, несвежим дыханием, после работы. Она выглядела еще более шикарно, просто вылезая из постели, нежели большинство женщин, выглядели после двух часов прихорашивания.

– О, у меня было все это. Однажды у меня была судорога во время секса с Кингсли. Я кричала так громко, что его секретарша вызвала скорую помощь.

– ЭД?

– Не так уж и много. Если не считать Сорена.

Уесли наблюдал, как с лица Норы сошла улыбка.

– Сорена?

Кусая нижнюю губу, она кивнула.

– Если он не причинит боль мне… или кому-то другому, он не может довести дело до конца.

– Не может или не хочет?

– Не может. Он. Не. Может. – Нора слабо улыбнулась. – Знаешь, он не причинял мне боль просто ради веселья. Это прелюдия. Я говорила тебе об этом.

Уесли вспомнил тот разговор. Он даже еще не переехал к Норе. Ему еще не исполнилось восемнадцать, на первом курсе в Йорке, был декабрь, почти Рождественские каникулы. И он не мог вынести мысли о жизни без Норы во время его учебы в следующем семестре. Но она была приглашена преподавать только этот единственный курс. С наступлением весеннего семестра она бы ушла.

Он немного приврал и сказал, что его родители могут забрать его из самого дорогого гуманитарного колледжа. Нора не пропустила шанс. Сразу же, она сказала ему, что он может переехать к ней, за проживание и питание по цене, по крайней мере, половины от той, что студенты платили в Йорке. Но, она предупредила его, что она была не просто писательницей. А также, что она работала Госпожой. Взгляд, который она расценила как шок, был просто замешательством. Он никогда в своей жизни не слышал о понятии Госпожа.

Тогда, она рассказала ему о Сорене, ее сложных отношениях с ним, их прошлом и дальше, и дальше... и Уесли вспомнил всплеск тестостерона, который он почувствовал от одной мысли, о мужчине, поднявшем руку на Нору, женщину, которую он любил со страстью, настолько неистовой, что едва мог дышать в ее присутствии.

“Только не позволяй ему оказаться поблизости”, - сказал он, выпячивая грудь.

Даже сейчас он не мог думать о том моменте, не краснея. Он был настолько самоуверенным, настолько дерзким. И у него не было ни малейшего представления о том, каким по-настоящему устрашающим может быть Сорен.

“Что? Ты думаешь, что сможешь мериться силами с Сореном?”

А потом Нора рассмеялась. Рассмеялась. Она бы обидела его чувства меньше, если бы просто потрепала по макушке.

”Уесли, никогда не тягайся с садистом. Для Сорена издевательство — просто прелюдия”.

И глаза Норы стали черными, как беззвездная ночь, что-то зажглось и погасло в них, что до чертиков испугало его. Именно тогда он понял, что знал Нору Сатерлин, не больше чем количество звезд в небе.

“Почему ты была с ним?”

Он задал вопрос шепотом, поскольку шепот - все, что у него смогло получиться. Нора улыбнулась такой улыбкой, которая завладела ее лицом и глазами, и все, что он мог сделать, это пялиться на эту улыбку, как он иногда смотрел на полумесяц.

“Мне нравится прелюдия”.

– Ты говорила, тебе нравилось, когда он бил тебя, - сказал Уэсли сейчас, проводя руками вверх и вниз по ее ногам.

С каждым кругом его пальцы медленно двигались выше.

– Мне нравилось. Мне нравится. Но иногда это выматывает. Боль ранит, и заниматься сексом с Сореном, означает подчиниться боли. Иногда я задавалась вопросом, как это было бы, заняться сексом, и не быть подвергнутой сначала десяти видам мучений.