— Копировать разрешено служителю никак не ниже старшего архивника. Ну или лично хан-харусу. А вот показывать такие вещи… — Вайхе обернулся на Элью. Да, понятно, что нельзя, и понятно почему: на карте под Ханмой великой, под Ханмой великолепной, под каменной крепостью и сердцем Наирата, жила Ханма иная, неизведанная.

Линии подземных ходов расползались под улицами и домами, ныряли под каналы, держали рыночные площади на хрупких сводах пещер, глотали воды рек и, наоборот, поили колодцы.

— Поэтому в столице и запрещены раскопы глубже тридцати локтей? — как-то безразлично спросил Ырхыз. В последние месяцы он стал спокойнее, много спокойнее. Были ли тому виной Кырымовы зелья, либо же то, что шрам на голове затянулся, а может нечто иное, о чем Элья не знала, но факт оставался фактом. Он больше не страдал беспричинной яростью, научился сдерживать и причинный гнев. Он становился иным, и этот новый человек порою даже бывал симпатичен.

— Поэтому? — теперь уже настойчиво повторил тегин.

— Не следует лезть без должной надобности и особого благословения в царство железных демонов.

— Значит, поэтому.

— Ясноокий, это не то, чем надлежит заниматься тегину. — Вайхе держал над картой руки, словно опасаясь, что вот сейчас она исчезнет.

В библиотеке было пусто и прохладно. Круглая зала, купол-потолок, тонкие колонны, раскрывающиеся цветками капителей, и ребра поперечных балок. Длинные цепи с противовесами и круглые шары-светильники. Масляные — в хан-бурсе нет ничего, что работало бы на эмане. Но так и лучше, Ырхызу спокойнее. Военным строем столы, по три в ряд, и гребнем на шлеме подставки с цепями, на которых распинают книги. Тут же и рогатины канделябров с мягкими, восковыми оголовьями, и емкости с песком, и ящики с перьями, и бурдюки-чернильницы. Тут пахнет свежими кожами, лаком и дымом, на котором коптят исписанные листы. Тут обитает Наират, доселе невиданный. Тут Вайхе, раскатав на столе древний свиток, говорит о подземельях, учит читать древние знаки. А Элья смотрит. Не из-за доверия, которое к ней испытывают люди, не из-за возможной пользы — какая уж тут польза? — а лишь потому, что Ырхызу удобнее, когда она рядом.

— А почему они такие? — палец скользил вдоль линий, останавливаясь на темных пятнах подземных озер, на символах, каковые кажутся знакомыми, но вместе с тем совершенно точно Элье неизвестны. — Почему они как… как будто круги по воде? Вайхе, ты меня понимаешь?

Вайхе важно кивнул. Понимал. Да и не мудрено это: на карте ходы расползались, ветвясь, но центр Ханмы, прикрытый грузным прямоугольником замка, был почти пуст. Здесь редкие ходы подбирались и останавливались, точно наткнувшись на невидимую стену.

— Понорок Понорков, — хан-харус не решился коснуться слепого пятна на карте. — Если сопоставить положение, то получится…

…Эта треклятая дыра, тот самый путь в никуда, колодец бездонный, о котором до сих пор думалось со страхом.

— К такому выводу пришел еще учитель моего учителя. При нем и была составлена эта карта.

Ырхыз почти лег на стол. Найдя на рисунке место входа — зал с гробницей Ылаша — он прочертил путь до самого выхода: а вышли в прошлый раз в храме, но с другой стороны, что, в общем-то, никого, кроме Эльи, не удивило.

— Значит, ты говорил, что там тупик? — он остановился на одном из боковых ходов. — А тут не тупик!

— Карта старая, мой тегин.

— Но здесь не тупик! Тут и тут смотри. Зал, а потом еще один!

— Владения железных демонов неспокойны, ясноокий, — Вайхе подтянул лампу так, что кованое ее основание почти касалось пергамента. — Случаются обвалы, оползни, а порой ход просто исчезает, словно его и не было.

— Но тут-то он есть!

Палец Ырхыза уперся в круглое пятнышко пещеры.

— Пусть снимут копию. Я хочу побывать там.

Почему именно там? Он тоже почувствовал сквозняк-эман? Или просто увидел очередное препятствие, которое нужно взять во что бы то ни стало? Вызов? Несуществующую тайну? Элья ничего не имела против. Лучше бродить по подземельям, чем тихо тонуть в безвременье роскоши и чужой жизни наверху. Снова и снова мучиться мыслями, вопросами, желаниями, безотчетными и бесцельными. Быть не то светом, не то стеклом, не то зеркальцем, которым направляют свет в чужие стекла.

— Мой тегин, — Вайхе, подтянув грузило, поднял светильник. — Мне думается, что сейчас неподходящее время. У тебя появились иные заботы.

— Рыбий победитель?

Молчаливый кивок, полный важности и достоинство. Пальцы скребут по пергаменту, скатывая в трубку, окуляры поблескивают загадочной зеленью.

— Не стоит беспокоиться, — произнес Ырхыз. — Как пришел, так и уйдет. Тебе ли не знать, что каган не потерпит в городе чужого войска. Кинет ему положенный кусок, но не больше.

Когда он успел стать таким хладнокровным? Когда вообще он успел измениться? Или не менялся, но лишь нашел новую маску?