Беляков не слыхал команды, подаваемой Стебелем. Все его внимание было обращено на головной транспорт.

«Вот-вот скроется… Только бы успеть», — переживал он.

Тревожно прозвенел электрический звонок. Хрипло, точно медная надтреснутая труба, загудел ревун, и бронированная рубка командного пункта заколебалась от выстрела. На пристрелке било только одно орудие. Беляков впился глазами в транспорт, но всплеска так и не заметил. Не видел всплеска и Стебель. Лишь дальномерщик успел засечь его и передал командиру батареи:

— Перелет один!

Второй снаряд упал перед бортом транспорта. Через минуту четыре огромных фонтана воды обрушились на транспорт, скрыв его из виду. Один из снарядов следующего залпа разворотил на судне надстройки; корабль загорелся и начал тонуть. Два торпедных катера, видя гибель головного транспорта, ринулись к нему на помощь, оставляя за собой пышный хвост белой клубящейся дымовой завесы. Но было уже поздно. Стебель перенес огонь на второй транспорт.

— Подбит второй транспорт. Накренился набок. Горит! — передали с дальномера.

Стебель ликовал. Широкое лицо его раскраснелось. Два фашистских транспорта с войсками и оружием пущены батареей на дно. Но радость тут же сменилась досадой. Что такое два потопленных транспорта? Там их осталось еще более четырех десятков. Нужно топить все. А видимость, как на грех, под вечер стала ухудшаться, да и немецкие катера действовали осмотрительнее: когда транспорты втягивались в пролив, они их спешно закрывали дымзавесой.

— Стреляйте по концевому, — посоветовал Беляков. — Перехитрите катера.

Стебель перенес огонь на самый дальний транспорт, который только что вышел из дымки. Заметив всплески у концевого транспорта, катера кинулись к нему. Не успели они пройти и половины пути, как из транспорта повалил густой черный дым, а потом взметнулось желтое пламя огня. Корабль резко сменил курс и, погружаясь в воду, направился к берегу.

— Дробь! — скомандовал недовольный Стебель. — Скрылись, черти, — выругался он. — Вот и стреляй…

— Не вижу — не стреляю — неписаный закон всех артиллеристов, — поддержал командира батареи Беляков.

Стебель молчал, соображая, что предпринять. Туманная дымка и белый дым искусственной завесы создали плотную ширму, за которой скрылись немецкие корабли. Видны были только пенистые снежные буруны, оставляемые торпедными катерами, но по ним стрелять было нецелесообразно.

— Придется производить обстрел площади. Кораблей много, есть вероятность попадания, — решил Стебель.

Он взял бланк для расчета стрельбы по площадям, когда с дальномера поступил доклад:

— Пеленг сто семьдесят пять — показался транспорт! Пеленг сто шестьдесят — два миноносца!

Стебель бросил бланк и кинулся к визиру. В перекрестье нитей он отчетливо увидел фашистский транспорт. Корабль шел в образовавшемся разрыве завесы, выходя из узкого пролива на просторы Рижского залива. Опасаясь, что транспорт вот-вот может вновь скрыться в дыму, Стебель торопливо скомандовал:

— К бою! По транспорту!..

Снова зашумели приборы в рубке, стрелки опять, шурша, поползли на свои места. Длинные стволы дальнобойных орудий повернулись в сторону фашистского транспорта, следуя за ним, как за магнитом. Звонок. Ревун. Всесокрушающий залп. Стебель открыл огонь сразу же на поражение, боясь, что не успеет пристреляться. Четыре всплеска поднялись в небо. Еще дважды возникли белопенные фонтаны, и транспорт загорелся. Правее него замигали бледно-желтые вспышки — это миноносцы открыли огонь по батарее. Вскоре послышались глухие взрывы; снаряды рвались на восточном побережье полуострова, возле зеленой кудрявой рощицы, где когда-то находился командный пункт старой русской Церельской батареи.

Стебель прекратил огонь по подбитому транспорту и хотел перенести его на миноносцы, но в разрыве завесы показался новый транспорт.

— По пятому транспорту! — скомандовал он.

Пятый немецкий транспорт, как и четыре его предшественника, загорелся. Дым из него повалил черный и густой; он был виден и тогда, когда катера скрыли тонувший транспорт дымзавесой: должно быть, в трюмах находилось горючее.

Батарея еще некоторое время обстреливала задымленный пролив, а потом прекратила огонь: стрельба по огромной площади требовала большого количества снарядов.

Со стороны моря послышался гул самолетов.

— Девять немецких бомбардировщиков! Курсом на батарею, — доложили с дальномера.

«Юнкерсы» летели треугольником на небольшой высоте, по три в каждом звене. Рокот моторов нарастал с каждой секундой. Стены боевой рубки задрожали, а потом три раза подряд судорожно вздрогнули: первые бомбы упали в районе огневой позиции.

— Начинается, — проговорил Беляков. — Мстят за транспорты.

В рубку поднялся красный от быстрого бега старшина комендоров.