Лимек обернулся к зеркалу на трюмо и завязал галстук.

– Он заходил под утро, - сказал сыщик.
– Хороший мальчик, только очень уж бледный.

– Что?!
– вскрикнула Петра в ужасе.

– Твой сын. Мальчик в матроске. Он заглядывал из соседней комнаты. Кажется, я его напугал...

– У меня нет сына, - проговорила Петра медленно, глядя Лимеку прямо в глаза.
– Я сделала аборт. Шесть лет назад.

И тогда Лимеку тоже стало страшно.

Дохлые вороны валялись повсюду: на тротуарах, подмерзших за ночь клумбах, проезжей части, раскатанные широкими шинами армейских грузовиков в кровавый блин в обрамлении черных перьев, на грязном асфальте и неровной мостовой, на узорчатой брусчатке Набережной, поросших бурьяном пустырях и в глубоких дворах-колодцах... Когда Лимек уходил от Петры, по радио передавали что-то о выбросе ядовитых отходов с Фабрики и просили горожан соблюдать спокойствие.

– Опять они врут, - с нотками истерики сказала Петра.
– Ну почему они всегда врут?!

Лимек ушел, не попрощавшись.

Призрак абортированного ребенка был не единственной манифестацией Бездны в минувшую ночь. Подобные явления, предшествовавшие сильному Шторму, имели место быть в большинстве домов Авадона, и на утро в городе повисла напряженная и слегка нервозная атмосфера.

Люди на улицах передвигались короткими перебежками, автомобили либо проносились мимо на полной скорости, либо ползли черепахами. Трамваи не ходили вовсе. Лавочники поспешно опускали железные ролеты и запирали решетки на дверях. Дворники с отчаянием взирали на вороньи трупики, опираясь на метлы и не зная - убирать их или уже не стоит суетиться перед Штормом?.. И все, все без исключения авадонцы этим воскресным утром сохраняли мрачное, подавленное молчание, переговариваясь лишь по необходимости и шепотом, и то и дело поглядывая на жестяные рупоры на фонарных столбах - не взвоют ли тревожной сиреной?..

На площади Искупления, усеянной дохлыми воронами, но все равно выглядевшей уже не так зловеще в дневном свете, строили баррикады: выгружали из кузова армейского грузовика мешки с песком и сваливали их вокруг колокольни Забал. За рабочими следили четверо автоматчиков, припарковавших мотоциклы прямо у лестницы детского приюта. Кожаные регланы и стальные каски мокро блестели.

У дверей приюта висела медная табличка: "Дом призрения за малолетними сиротами, построенный в 1871 году милостью Ее Величества Беаты Благословенной на пожертвования горожан Авадона".

Лимек позвонил в старинный колокольчик. Дверь открыла очень пожилая женщина в белом халате.

– Что вам угодно?
– спросила она, подслеповато щурясь из-за толстых линз очков.

– Я хотел бы видеть госпожу Сивиллу Гельрод.

Женщина - Лимек решил, что это нянечка, было в ней что-то такое сюсюкающе-неискреннее - повела его по гулким коридорами с арочными сводами вглубь старинного здания. Тишина оглушала, только поскрипывали подошвы ботинок Лимека по начищенному паркету и шуршал халат нянечки. Миновали столовую, откуда невкусно пахло подгорелым жиром, пустые классные комнаты, поднялись на второй этаж, миновали наглухо закрытые двери детских спален и приблизились к кабинету Сивиллы Гельрод. Здесь нянечка оставила Лимека, и он без стука вошел.

– Чем могу служить, молодой человек?
– Госпожа Гельрод попыталась остановить его на пороге строгим взглядом и интонацией, но с сыщиком этот фокус не удался.

Он сел без приглашения и сказал:

– Меня зовут Лимек. Я репортер "Авадонского вестника" и пишу очерк о благотворительной деятельности выдающихся граждан Авадона.

– Ах, вот как?
– Гельрод откинулась на спинку стула, такую же прямую и высокую, как сама смотрительница.
– Мило. А бульварную прессу интересует благотворительность?

Ее тонкие губы разъехались в ехидной улыбочке. Личико у смотрительницы было детское, маленькое, гладенькое, почти без морщин, только волосы - совсем седые, и кожа на шее висела дряблыми складками, как у игуаны. Гельрод напоминала редкую рептилию, особенно - пристальным немигающим взглядом абсолютно черных глаз.

Лимек ответил с ледяной улыбкой:

– Скажем так: это - частное журналистское расследование по заказу одного влиятельного лица.

Сивилла Гельрод нахмурилась.

– Постойте. Я вас уже видела. Вы были на похоронах инженера Петерсена. Вы подошли к его дочери, когда все разъехались.

– Вот именно про Петерсена я бы и хотел поговорить...

– Вот еще!
– фыркнула Гельрод.
– С какой стати мне с вами обсуждать наших меценатов?

– А Петерсен входил в число меценатов?
– уточнил Лимек, мысленно почесывая в затылке: плачевное состояние финансов инженера не давало повода заподозрить его в филантропической деятельности.

– До свидания, господин Лимек, - поджала губы Петерсен.
– Покиньте, пожалуйста, мой кабинет, или я вызову охрану.

Ах ты, стерва, подумал Лимек. Нажать на нее? Хотя... Не стоит. Вряд ли старая вредная сука испугается публикации в "Авадонском вестнике" того факта, что бывшая растлительница малолетних работает в детском приюте - слишком уж она уверенно держится, так ведут себя те, кто во всем полагается на могущественных покровителей. На этом и сыграем.