Пабы обслуживали в основном низшие слои населения, тогда как постоялые дворы и таверны привлекали более зажиточную клиентуру. Хотя купцы, йомены и состоятельные ремесленники удостаивали пивные своим визитом, все же значительная часть посетителей происходила из крестьян, подмастерьев, слуг и прочего бедного трудового люда. Они были как холостыми, так и женатыми, молодыми и среднего возраста. Согласно данным ряда подробных исследований о питейных заведениях Лондона, Парижа и Аугсбурга, наибольшее число клиентов приходили под вечер. Тогда как дневные посещения, в перерыве между работой, обычно были кратковременными, вечерние визиты могли длиться часами. Один француз, посетивший Лондон в начале 1660-х годов, заметил: «Портной или башмачник, если только у него нет срочной работы, оставляет свои труды и вечером отправляется выпить», при этом «частенько» он возвращается «домой поздно». Корреспондент из London Chronicle проклинал «дурацкое развлечение — вечером просиживать в пабе по три-четыре часа». Употребление эля, хмельного пива или вина приносило европейцам чувство мгновенного удовлетворения. Польский поэт XVII века заявлял:

Значение имела и питательная ценность напитков, «без которых крестьяне не смогли бы существовать, ибо их пища в основном состояла из продуктов, обеспечивающих плохой или недостаточный рацион», как утверждал один писатель. Пиво и эль были более безопасными для питья, чем молоко и вода, и к тому же они служили источником тепла, были «теплейшей подкладкой для шкуры голого человека», по выражению поэта Джона «Водного» Тэйлора9.

Столь же привлекательной была и возможность встретиться с товарищами, оказаться среди равных себе, пообщаться и выпить вместе с людьми «одного круга». «Добрая пьяная компания — это наслаждение для них; то, что они получают днем, они спускают вечером», — полагал Даниель Дефо. По мнению Джона Адамса, в колонии Массачусетс количество таверн увеличилось благодаря «бедному сельскому люду, уставшему от трудов и жаждущему компании». Пивные соревнования, распевание баллад, карты и домино, ритуал передачи друг другу трубки табака, тосты, произносимые за здоровье присутствовавших в переполненном питейном заведении, — все это укрепляло мужскую дружбу. Как пелось в песне «Добрый эль за мои деньги»:

Можно было пожаловаться на домашние склоки, или «брачную ругань», как называл их один наблюдатель. Если языкам давалась воля, объектом насмешек становились все — хозяева, священники и землевладельцы. «Шумное веселье и кутеж, проклятия и выпивка одним залпом», — отмечал современник. Имела место и демонстрация силы духа, да и просто силы, что было важно для поддержания мужской репутации и поднятия самооценки. Отсюда прозвище Врежу-первым (Frappe-d'abord), заработанное одним французским наемным работником. В Англии некто рассказывал о группе постоянных клиентов, предававшихся «благородному искусству боксирования» и «демонстрировавших свои умения, сжимая кулаки и принимая боевую позу, как бы говорящую: мшу тебя вот так, а могу и вот эдак (курсив мой. — А. Р. Э.)»10.

Пивные также служили местом для проявления сексуальности. Клиентов-женщин было несравнимо меньше, и в социальном смысле они являли собой «смесь» из служанок, стареющих «девок» и проституток. «Содом в миниатюре», — назвал обстановку в пивных писатель. (В провинциальном Массачусетсе у таверн была сходная репутация. В 1761 году Адамс жаловался: «Вот где благодатная почва для болезней, вредных привычек, зачатия бастардов и выдумывания новых законов!») В переполненных, плохо освещенных помещениях мужчины и женщины пили, флиртовали и предавались ласкам, как это изображено на картинах Яна Стее-на, Адриана ван Остаде и других художников европейского севера. В 1628 году английский критик требовал разобрать перегородки для того, чтобы предотвратить сексуальные игры. Судебные записи свидетельствуют также, что парочки совокуплялись в близлежащих уборных и на чердаках. В умеренную погоду и прилегающая к пивной дворовая территория обеспечивала подходящие темные местечки. Даже церковный двор, находящийся по соседству, использовался для сексуальных сношений. Например, Сару Бэдретт из Честера «поймали за развратом» предположительно во дворе церкви Святого Иоанна, едва она покинула «постоялый двор вдовы Кирк». Менее стеснительной была влюбленная парочка — Джон Уилкинсон и Эллен Лэйтуэйт. В 1694 году в пабе Уигана после трех часов взаимных ласк («она теребила его член, а он держал руку в разрезе ее юбки») Джон «познал» Эллен «плотски» возле стены. Обычно подобные встречи были мимолетны и не предполагали последующих ухаживаний, а тем более заключения брака. В конце концов, пивные и задуманы были как альтернатива семейной жизни. Многие ухажеры зарабатывали себе дурную репутацию, нашептывая ложные обещания молоденьким женщинам. Вот как описывалось это в балладе конца XVII века:

Несмотря на строгие меры, ограничивающие сексуальную активность, ночь была благоприятным временем для того, чтобы заводить разного рода романтические отношения. Как Церковь, так и государство осуждали внебрачные связи, секс до свадьбы и супружеские измены. Законы, свободно проведенные в жизнь на закате Средневековья, после Реформации оказались в зоне повышенного внимания со стороны Католической и Протестантской церквей. С точки зрения христианского учения даже публичное проявление чувств — поцелуи и ласки — считалось грехом. Генуэзец Ансальдо Чеба предупреждал: «Нет другой страсти, которая бы столь препятствовала горожанину в приобретении и применении тех добродетелей, что необходимы для благополучия его республики, чем чувственная любовь»13.

Безусловно, существовали различия в отношении к сексуальным связям, прежде всего между городом и деревней. Социальная принадлежность также имела значение. В большинстве состоятельных семей Европы было принято необычайно строго контролировать процесс ухаживания за молодой девушкой. «Даже в нашей провинции люди с положением и весом в обществе стремятся к тому, чтобы их дочери выходили замуж за мужчин, которые их ни разу не видели», — замечал колонист из Массачусетса. По сравнению с Центральной и Северной Европой, где на отношения полов смотрели более терпимо, обычаи у средиземноморских народов отличались консерватизмом. Но эти различия затрагивали не характер отношений, а степень их интимности. Повсюду неженатые люди не могли демонстрировать свои чувства на публике. С регулярными свиданиями мирились только тогда, когда отношения переходили в стадию формального ухаживания и пара открыто заявляла о своих чувствах. Сексуальные контакты были запрещены, исключения делались изредка в тех случаях, если речь шла о скором заключении брака. Когда Агнесс Беннет из Девоншира дразнили по поводу ночи любви, проведенной с ее женихом Джорджем Пирсом, она ответила, что «это было не так, как между двумя влюбленными… что они были безвозвратно избраны в супруги друг другу»14.