У-у, Иисусе Христе. У-у, едрена-печь. Как человеку не умереть от унижения?! Чертедренаблин.

– По-моему, у меня инфаркт. Или, может, инсульт. В каких случаях обычно левая рука немеет?

У меня уже мозги не шурупят. Вот оно. Я умираю. Передайте моим предкам и драгоценному потомку, что я их люблю.

– При инсульте, – невозмутимо подсказала Лиз, следуя за мной на кухню.

– Блин. Лиз, у меня инсульт. Пощупай мой пульс. Не кажется, что он странный какой-то? – спросила я, протягивая ей запястье.

Лиз оттолкнула мою руку:

– Твою мать, Клэр, возьми себя в руки.

– Картер. Его зовут Картер. И он понятия не имеет, кто я такая, – ныла я.

Терпеть ненавижу ноющих девиц. И все равно сама обращаюсь в какую-то ноющую мямлю. Придется дать себе пинка под зад. Лиз наклонилась к духовке и заглянула в нее, выясняя, как обстоят дела с лазаньей. Выпрямилась и встала, скрестив руки на груди и привалившись бедром к дверце духовки.

– Думаешь, тебе одной погано? Этот трахотавр Дрю считает, что он переспал со мной. Вижу по его масляным глазкам. Силится вспомнить, знает ли он, как я выгляжу голая. Будто я хоть когда-нибудь позволила бы своим дамским прелестям оказаться вблизи болвана в футболке «Сегодня я выдохся». Даже не помнит, как напоролся на меня в ту ночь, как близок был к тому, чтоб на его лице навсегда осталось изображение члена с яйцами. Уж не знаю, помнит ли он о порче, которую я наложила на его тупую плоть? В ту ночь он и вправду поверил, будто я ведьма. Вот идиот!

– Так, значит, Лиз? Ты еще сравниваешь то, что какой-то болван не помнит, как говорил, что у вас с ним все будет на мази, потому как у тебя миленькие сиськи, с тем, что мой одноразовый спермодонор сидит в десятке шагов от меня и понятия, блин, не имеет, кто я такая? Так, значит? Это ты хочешь обсудить прямо сейчас? Вместо того, чтобы посочувствовать подруге? Потому как я просто хочу удостовериться, что понимаю тебя правильно, – несла я, исходя желчью.

Лиз повернулась ко мне, закатив глаза:

– Да ты, фон Гиперпоп огнепышущая, остынь! Опять себя жалко, да?

Я тут же подбоченилась и приняла самый грозный свой вид.

– Ладно, ситуация для встречи после разлуки с папочкой твоего малыша не самая идеальная, тут я с тобой согласна. Только она уже состоялась. Он здесь, и с этим мы уже ничего поделать не сможем. После всех этих лет блужданий ты наконец-то знаешь, кто он такой, а потому можешь сказать ему про Гэвина. Так что подбери-ка свои когти, крутая дева, и волоки свою задницу в гостиную.

Некоторое время мы бычились друг на друга.

– Я понимаю, зачем тебе всех приглашать понадобилось, только получилось не слишком хорошо, – сказала я ей.

– Ну да, я поняла это, едва сказала. В следующий раз спрошу разрешение у твоей мамочки или просто буду держаться за твои трусики, крутая дева.

Я принялась мерить кухню шагами взад и вперед.

– Лиз, какие, едрена-печь, сложности? Разве ты мне их устроила? Во-первых, он объявился в баре, будто с ясного неба, а теперь он тут. В твоем доме. И говорит со мной, будто я для него невесть какая новая девчушка, с которой он только что познакомился и о которой хочет разузнать.

– И что? Формально ты и есть невесть какая новая девчушка, с которой он только что познакомился, – пожала плечами Лиз, будто это дело выеденного яйца не стоило. – Помнится, еще вчера вечером мы гадали, потому ли он тебя не узнал, что был пьянее Мэла Гибсона [42] , когда тот по горячке обозвал свою жену свиньей, я, однако, думаю, можно с уверенностью считать, что он и на самом деле не помнит, кто ты такая. Время глянуть в лицо фактам, Клэр. Твой бутончик просто оказался не слишком памятным.

– Я тебя сейчас чем-нибудь трахну, – буркнула я.

– Только не сегодня, дорогая, у меня голова разболелась.

Не ее вина, что она во всей этой истории сохраняла такое бесстрастие. Я, честно сказать, никогда не делилась с ней тем, как много все эти годы думала о нем. Она представления не имела, как прочно этот мужчина, сейчас сидящий в ее гостиной, застрял в моих мыслях и снах. Во всех представлениях, какими я забивала себе голову, рисуя, как в один прекрасный день отыщу его, начало было одним и тем же: он сразу же вспоминает меня и все, что произошло той ночью, и просит прощения за то, что так и не попытался меня найти. Мы целуемся под дождем, прыгаем, держась за руки, в бассейн и скачем вместе на лошадях по пляжу. Ах, да. Мой белый шарф развевается на ветру.

Возможно, я чересчур насмотрелась рекламы тампонов и прокладок.

Много воды утекло, прежде чем я вновь увидела его и поняла: он попросту НЕ ПОМНИТ НИ-ЧЕ-ГО о той ночи, что мы провели вместе. Это больно. Тем больнее что я-то вынашивала напоминание о нашей близости с бесконечной любовью и нежностью и, сама того не желая, думала о ней всякий раз, когда смотрела на своего сына.

– И как, по-твоему, мне хотя бы начать рассказывать ему про Гэвина, когда он понятия не имеет, кто я? Да он ни за что мне не поверит. Станет думать, мол, вот дурака выискивает, с кого бы на ребенка денег урвать. – Я перестала метаться по кухне и встала рядом с Лиз у духовки.