— Видел. Голова очень сильно разбита. Но это могло случиться уже после смерти. Его ведь тащило течением по камням.

— Ну а в воду-то он как попал?

— Да как угодно. Мало ли тонет народу… Голова закружилась или поскользнулся.

Денис помотал головой:

— Не мог он споткнуться. Вы не забывайте, что Лешка не задохлик какой-то. Он, между прочим, рафтер со стажем, спортсмен. У него с координацией все в порядке.

— Я понимаю, что вам неприятно это осознавать, но давайте посмотрим правде в глаза: убивать вашего друга было не за что. И незачем.

— А жену вашу, значит, было за что убивать? — спросил Денис в запале и тут же осекся, прикусил язык.

Вадим снова уставился неподвижным взглядом на тлеющие угли и сказал тихо:

— Олю не за что было убивать. Она была, допустим, не слишком приятным человеком, но и только. Ее не за что было убивать, но было для чего. А смерть вашего друга никому не нужна.

Денис открыл было рот, чтобы выяснить, что Глушенков имеет в виду, говоря о том, что лишать жизни его жену «было для чего», но понял вдруг, что ничего от него не добьется. Вадим снова сидел с отсутствующим видом, как раньше, когда нашли убитую Ольгу. Смотрел перед собой остановившимся взглядом и, кажется, перестал воспринимать происходящее вокруг.

Спать было неудобно. Жестко, тесно и душно под этим чертовым спальником. Вечером Даша радовалась, что ей выпало спать в середине, так, уж точно, не замерзнешь…

Лучше бы мерзла.

Пролежать всю ночь неподвижно, стиснутой с одной стороны Ириной, а с другой Димкой, оказалось сущим мучением. Спина затекла уже через полчаса, о том, чтобы уснуть, даже и не мечталось. Очень хотелось перевернуться на бок или хоть как-то изменить положение тела. Лапник этот проклятый еще. Это с виду сосновые ветки такие мягкие и пушистые, как на новогодней открытке. Любоваться ими хорошо, а вот когда эта дрянь у тебя под боком — тут уж не до такой блажи. А она-то, наивная, думала, что в избушке на голых нарах было неудобно…

Даша выбралась из-под навеса невыспавшаяся и злая. Огляделась вокруг и поплелась ко вчерашнему костровищу. Тело болеть перестало, но навалилась непонятная вялость и какая-то всеохватывающая, вязкая лень.

Она остановилась на полдороге и посмотрела на свои руки, повернув их ладонями вверх. Грязь и смола въелись в кожу, расползлись темными пятнами. Даша попыталась оттереть руки о штаны, но поняла, что делает только хуже. Джинсы после трех дней на природе потеряли хоть сколько-нибудь приличный вид и выглядели, как роба портового грузчика. Вдруг нестерпимо захотелось снять с себя грязную одежду и помыть, наконец, руки. Желательно теплой водой. А еще лучше горячей, чтобы с трудом терпеть, но чтобы отмыть всю эту намертво въевшуюся грязь, соскрести до покрасневшей кожи и забыть, как о страшном сне. Даше показалось, что тело зудит под три дня не менявшейся майкой. Она начала скрестись, как собачонка, одновременно с наслаждением и страхом, что этот зуд — не просто от грязи. Мало ли, какая зараза могла прицепиться в лесу. Да и спали они уже три ночи вповалку, не раздеваясь. Может, у кого-то из группы чесотка. А что? Очень даже запросто. Она ведь из всей группы знает только Димку с Иваном, да и то не настолько хорошо, чтобы не бояться.

Зуд стал совершенно невыносимым, и Даша с ужасом уставилась на свои руки, выискивая на коже признаки неприятной болезни. Кожа была чистой, но тревожные подозрения от этого не пропали. Может, это сейчас ничего не заметно, а уже к вечеру вся она покроется сыпью или еще чем похуже.

Про волосы даже страшно было думать. Расческа у нее с собой была, но толку от этого сейчас было мало. Казалось, что волосы слиплись в сосульки безвозвратно, и, как ни вози по ним расческой, выглядят они все равно кошмарно.

Страдая от собственной нечистоты и несовершенства, она добрела до реки и остановилась как вкопанная.

На берегу умывался Артем. Весь он, загорелый, голый по пояс, был подсвечен золотыми лучами поднимающегося над лесом солнца и видом своим рождал мысли о древних богах, бывших не седобородыми старцами с умными глазами, а вот такими вот поджарыми самцами. Правда, мысли эти мелькнули в Дарьиной голове всего на мгновение, уступив место совсем другим восторгам и желаниям. Рядом с Артемом на большом камне стояла раскрытая мыльница веселенького желтого цвета, а в ней главное сокровище сегодняшнего дня — почти целый кусок мыла.

Не сводя с этого куска завороженного взгляда, она сделала шаг, другой и замерла в благоговейном восторге. Артем обернулся, услышав шаги за спиной. Изо рта у него торчала зубная щетка, паста пузырилась на губах, стекала тонким ручейком к подбородку. Он был прекрасен. Даша смотрела на него с восторгом, потом снова перевела взгляд на мыльницу и неожиданно для себя самой громко сглотнула появившуюся невесть откуда слюну.

— Доброе утро! — Артем вытащил щетку изо рта и улыбнулся.

Дашка кивнула, улыбаясь изо всех сил. В голове лихорадочно крутились мысли одна другой бесстыднее, о том, как завладеть вожделенным куском мыла если не насовсем, то хоть на какое-то время. А там пусть хоть камни с неба, главное — смыть с себя грязь вместе с ненужными страхами.

Артем проследил направление ее взгляда и сделал приглашающий жест рукой. Угощайся, мол, ни в чем себе не отказывай.

Не веря в такую легкую удачу, Даша подошла к камню и взяла мыло. Сложив руки ковшичком и надежно спрятав его между ладоней, она опустила руки в воду. Та сначала показалась обжигающе холодной, но Даша не вытаскивала рук и постепенно привыкла, притерпелась. Намылила тщательно кисти, запястья, дошла до локтей и, отложив с сожалением мыло, погрузила руки в воду почти по плечи. Потерла кожу ладонями, физически ощущая, как смывается трехдневная грязь и пот.