Загадочным для себя она определила поведение этого Сергея. В первый день она на него даже внимания не обратила, вполне себе серенький мужичок, неинтересный абсолютно.

Теперь, поразмыслив, Ирина решила, что и не разглядывала его особенно тогда, в первый день. Просто перенесла негативное отношение к Коляну на ни в чем не повинного «братана». Решила, что если этот шумный мужик так радуется нашедшемуся родственнику, то и родственник, как видно, ему под стать. А может, Сергей просто относится к тому типу невзрачных мужчин, которых разглядеть можно только в нештатных ситуациях. Идет такой невзрачный по улице, глазу не за что зацепиться. А вот когда на тебя в подворотне хулиганы нападут, а невзрачный вступится, вот тогда и обнаружишь с удивлением, что мужик-то, оказывается, очень даже ничего. Героический, можно сказать. И сразу в лице его находишь что-то этакое, и в немногословности, и в неброском поведении. Такое что-то… настоящее…

Ирина вздохнула, зажмурилась покрепче, будто боялась, что сквозь неплотно прикрытые веки кто-нибудь сможет разглядеть, о чем она думает, и погрузилась в тщательное восстановление событий вчерашнего дня. Не всех подряд, а с того момента, как Сергей взял ее за руку и она обнаружила, какие необыкновенные у него глаза.

Она лежала не шевелясь и бережно, словно боясь расплескать родниковую воду из ладошек, перебирала в памяти все сказанное, прочувствованное, едва уловимое. Постепенно обнаружила, что воспоминания, касающиеся Сергея, носят скорее осязательный характер. Она помнила очень хорошо, как внимательно он смотрел на нее, как терпеливо слушал, когда она, захлебываясь эмоциями, торопилась выговориться, выплеснуть страх и усталость последних дней, рассказать немедленно хоть кому-то, как ей здесь плохо.

Сергей слушал, и не перебивал, и кивал согласно, и легонько гладил пальцами ее ладонь, которую она забыла отнять.

А она, увлекшись, торопилась рассказать все-все-все. Не только про этот дурацкий поход, в который вляпалась по собственной дурости, согласившись с мужем. Но и про всю свою незадавшуюся, как она теперь понимала отчетливо, жизнь. Про сына, который вырос совершенно неуправляемым. А ведь она всегда себя сдерживала и контролировала, как учат разнообразные педагогические пособия. Туфта все эти пособия! Ты себя сдерживаешь и контролируешь, ты уважаешь его сопливое мнение и право на выбор, а он вырастает вот в такое вот непонятно что. С непомерными амбициями и невнятными целями. И плевать ему на то, что ты и не жила толком все эти пятнадцать лет. А только сдерживала себя и ограничивала. Все ради него, с надеждой на какую-то мифическую спокойную старость. Какое уж тут спокойствие, с таким-то эгоистом? Да и о старости думать страшно. И чем ближе она, эта старость, подбирается, тем страшнее, и хочется закрыть лицо руками и заорать, дико и протестно. Как делал в детстве этот малолетний эгоист. Закрывал лицо ладошками и орал благим матом. Иногда еще на пол падал и колотил ногами для усиления воздействия. И плевать ему было, что мать стоит над ним, растерянная, но изо всех сил пытающаяся сдерживаться и контролировать себя, а на самом деле мечтающая провалиться сквозь землю прямо здесь, в магазине или поликлинике.

Муж тоже хорош! Дело даже не в этой идиотской экскурсии, на которую ему почему-то нужно было до зарезу. Ведь ясно было с самого начала, что сезон туристический закончился, август уже не лето и делать возле водопада совершенно нечего. Тут в любой момент дождь может зарядить дня на три, это похлеще любого водопада будет. Но он настоял, вернее, не оставил ей другого выхода. В какой-то момент Ирина вдруг поняла, что Юра уже не особенно ее и уговаривает, так, для порядка. Стало ясно, что он поедет к этому водопаду в любом случае, с ней или без нее, все равно поедет. Он вообще в последнее время мало внимания обращал на ее мнение. Шел, куда хотел, и не особенно интересовался, следует ли она за ним, успевает ли?

Рассказав все это Сергею, Ирина вдруг осознала, что в последние пару лет семьи у нее в общем-то и нет. Живут все по-прежнему вместе, но каждый сам по себе. Может, и Костя поэтому так отдалился от родителей, что чувствует этот их невидимый разлад? Дети ведь очень хорошо все чувствуют…

— А как ты поняла, что муж от тебя отдалился? — спросил Сергей, как-то очень естественно перейдя на «ты».

Ирина пожала плечами и ненадолго задумалась.

— Кажется, это началось вскоре после того, как муж сменил работу.

— А кем он работал раньше?

— Технологом на заводе медпрепаратов. Он же химик по образованию. Только завод наш почти все время стоит, вот и разбегаются все кто куда.

— Он тоже убежал, как я понимаю?

— Он не убежал, — Ирина сама не заметила, как начала защищать еще минуту назад ненавистного мужа. — Что толку там оставаться, если зарплаты нет? Да и перспектив тоже никаких.

— А сейчас он где работает?

— В компании какой-то фармацевтической. Представителем.

— Нравится?

— Не знаю, — снова пожала плечами Ирина. — Вроде нравится. Главное, деньги в семье появились. Мы о таких доходах раньше и мечтать не могли. Только его все время дома нет. Да, точно! Он и отдалился от меня, когда уезжать стал.

— Часто уезжает? — спросил Сергей с сочувствием.

— Часто. Говорит, что в командировки. Но мне кажется, у него какая-то своя жизнь началась, про которую я совсем ничего не знаю. Может, у него уже и семья другая где-то есть.

Ирина вырвала у Сереги руку и отвернулась, расстроенная неприятным разговором.

Тогда он отвлек ее чем-то, снова взял за руку, и она очень быстро забыла это свое непонятное раздражение. А сейчас, лежа с закрытыми глазами, вспомнила в подробностях этот разговор, и ей снова стало муторно от мысли о том, что муж стал, кажется, совсем чужим человеком. Было очень обидно и еще немного жалко, что случилось это сейчас, не пороге сорокалетия, а не хотя бы десять лет назад. В тридцать лет гораздо больше шансов устроить личную жизнь заново. Если бы Юра бросил ее тогда (а в том, что он ее рано или поздно бросит, Ирина не сомневалась теперь уже ни капли), было бы легче. А сейчас что? Сейчас как? Кому она будет нужна?