Порой казалось, что обвинение действует вопреки всякому здравому смыслу. Оно, по-видимому, совсем не отдавало себе отчета в том, что ранее оправдывавшая себя практика могла оказаться совершенно непригодной в данном конкретном случае. Защита стремилась включить в состав присяжных решительно настроенных граждан, а обвинение вычеркивало их из списка как раз потому, что, на его взгляд, они были настроены недостаточно решительно.

По мере того как лимит отводов у той и другой стороны сокращался, все ближе надвигался момент, когда выбор присяжных должен был делаться по простому наитию. Так, например, Расселл высказал предположение, что один из кандидатов в присяжные хорошо справится со своими обязанностями лишь на том основании, что тот любит играть на бегах. В Техасе это запрещено законом, поэтому всякий раз, когда искушение брало верх, он отправлялся в соседний Штат Нью-Мексико. По мнению Расселла, это подтверждало, что этот кандидат вряд ли автоматически примет сторону судебных властей штата. В то же время его репутация добропорядочного гражданина была безупречна. В конечном итоге он был утвержден, как, впрочем, и другой кандидат, который был оставлен в списке лишь потому, что был под башмаком у своей жены и поэтому с радостью хватался за любую возможность подольше не видеть супруги.

Ко 2 августа, то есть ровно через год после трагических событий в доме № 4200 на Мокингберд, были отобраны еще двое присяжных: Уолтер Ли Джонс, техник по радарным установкам Федерального управления авиации, и Майк Джислер, работавший на металлургическом заводе компании "Белл геликоптер".

Самой трудной оказалась кандидатура Фреди Томпсона, ковбоя, работавшего на ранчо местного богача Стэнли Марша. Впервые о Каллене Дэвисе и сенсационных убийствах в Форт-Уэрте он услышал только в суде. Уже после того, как он занял место на скамье для будущих присяжных, Фредди узнал, что дело связано с убийством 12-летней девочки. У него самого была 12-летняя дочь, которую он боготворил. "Двенадцатилетняя дочь — это прекрасно!" — сказал он Хейнсу во время интервью. На вопрос, сможет ли он в таком случае оставаться справедливым и непредвзятым, Фредди ответил, что не знает. Все рассмеялись, когда на вопрос, в чем состоит его хобби, тот ответил: "Пожалуй, больше всего я люблю пить пиво". После этого Фредди был совершенно уверен, что его отпустят с богом и он сможет снова вернуться к себе на ранчо. Но отбор присяжных и так уже сильно затянулся: их опрос продолжался уже более пяти недель. Фредди был 118-м из опрошенных кандидатов. Обе стороны исчерпали почти все свои отводы. Когда, наконец, до него дошло, что с ним вовсе не шутят, что его собираются запереть с одиннадцатью незнакомыми ему людьми неизвестно на какой срок и что в конечном итоге им предстоит решать судьбу человека, который может с потрохами купить тысячу таких, как они, Фредди попытался улизнуть. Судебный пристав, однако, схватил его за руку и зачитал закон, который обязывал его присутствовать на всех заседаниях суда. В течение последующих 105 дней Фредди Томпсон практически не проронил ни слова.

9 августа Гилберт Кеннеди, набожный христианин, 21 год проработавший простым почтальоном, стал одиннадцатым присяжным. Через неделю Льюис Айала, электрик в возрасте 31 года, родившийся в Хуаресе (Мексика), был назван двенадцатым, и последним присяжным. Каллен Дэвис, к тому времени просидевший в тюрьме уже почти целый год, впервые за эти долгие месяцы улыбнулся. Состав присяжных его вполне удовлетворял, как, впрочем, и всех остальных. Ни одна из сторон так до конца и не исчерпала всех своих отводов. Жюри включало девять мужчин и трех женщин в возрасте от 26 до 64 лет. Трое из них были католиками, трое баптистами, трое методистами, один приверженец церкви мормонов, один протестант и один неверующий. В своем большинстве это были люди работающие, привыкшие выслушивать распоряжения и повиноваться.

Если Хью Расселл был приглашен, чтобы помочь защите отобрать нужных, на ее взгляд, присяжных, то его местный коллега Ди Миллер был включен в бригаду, чтобы все время напоминать присяжным, кто здесь плохой, а кто хороший. Пожалуй, трудно было найти в Амарилло адвоката, который справился бы с возложенной на него миссией лучше. Все 12 присяжных либо лично были с ним знакомы, либо много о нем слышали. В течение последующих пяти месяцев его обязанностью было сидеть за столом защиты поближе к Каллену Дэвису. За это Ди Миллер получил потом самый крупный в своей жизни гонорар.

Ди Миллер занимался еще и тем, что приглашал своих иногородних коллег на ленчи, заседания местной ассоциации юристов, банкеты, устраиваемые по случаю очередной победы местной студенческой баскетбольной команды, вечеринки в загородных клубах — то есть туда, где можно было познакомиться с влиятельными в Амарилло людьми. Он устраивал игры в гольф и заботился о том, чтобы во всевозможных благотворительных мероприятиях Каллен Дэвис был представлен подобающим образом. Со временем Ричард Хейнс, Фил Бэрлсон и другие из их компании стали восприниматься в Амарилло как полноправные члены местного общества. Все это было не только шагом, рассчитанным на расположение к себе местной публики, но и методом, с помощью которого приезжие адвокаты могли прощупать царившие в городе настроения и построить на этом свою дальнейшую игру. Молено было предположить, что вынесение приговора сведется, так сказать, к спору между "ними" и "нами". Перед Миллером как раз и была поставлена задача постараться сделать так, чтобы понятие "мы" включало в себя и Каллена Дэвиса с его адвокатами. Если все другие адвокаты будут действовать строго в соответствии с планом, то Присцилла станет порочным воплощением понятия "они". Тогда защита и обвинение поменяются своими обычными ролями: первая будет ассоциироваться с существующим истэблишментом, а последнее будет рассматриваться как некая чуждая сила.

Прежде чем приступить к допросу свидетелей, судье Доулену предстояло еще одно дело: вынести решение по ходатайствам каждой из сторон — а таких у него накопилось уже несколько сотен.

Обвинение знало, что адвокаты Каллена уже вызвали в суд нескольких свидетелей, которые собирались рассказать о злоупотреблениях наркотиками, оргиях и актах насилия в особняке. Вот почему оно внесло ходатайство, в соответствии с которым защита, прежде чем эти свидетели будут допрошены в присутствии присяжных, должна была доказать, что их показания имеют отношение к делу. Судья удовлетворил это ходатайство и распорядился, чтобы защита ссылалась на злоупотребления наркотиками, половые извращения и все другие "конкретные акты недостойного поведения" лишь в том случае, если имеющие к ним отношение лица уже были признаны виновными в совершении преступлений. Во всех других случаях эти ссылки должны рассматриваться судом без присяжных. Доулен, однако, не запретил вообще снимать такие показания, оставив за собой право принимать решение в каждом конкретном случае, по мере того как тот или иной вопрос будет непосредственно затрагиваться в суде. Он также удовлетворил ходатайство обвинения о запрещении называть друзей Присциллы "наркоманами", "любителями уколоться", "торговцами наркотиками", "проститутками", а также употреблять другие оскорбительные эпитеты, если только это не будет подкреплено фактами. "Если они сами в этом не признаются, — сказал Хейнс с улыбкой, — мы их так называть не станем. Мы предоставим это кому-нибудь другому. Мы не собираемся кого-то оскорблять. Мы просто знаем, что некоторые свидетели обвинения именно так и называли других свидетелей обвинения". Обвинение также попросило Доулена запретить всякие ссылки на взаимоотношения между Присциллой и Рафнером и ограничить вопросы, касающиеся ее поведения. Доулен, однако, отказался удовлетворить эти ходатайства, сказав, что сам будет принимать решение в каждом конкретном случае.

Защита вновь внесла ходатайство об освобождении Каллена Дэвиса под залог. Несмотря на то что добрая дюжина окружных штатных и федеральных судей уже отклонили такое ходатайство, Доулен обещал рассмотреть новые факты и пересмотреть вынесенное по этому вопросу постановление суда, даже вопреки тому, что право выносить окончательное решение по всем вопросам, касающимся освобождения Каллена под залог, оставалось за судьей Томом Кейвом. В большинстве своем новые факты были связаны с показаниями Буббы Гаврела. Они включали в себя заявления трех полицейских из Форт-Уэрта, находившихся в ту ночь на месте преступления, которые утверждали, что Гаврел не мог назвать имя и фамилию стрелявшего в него человека. Защита представила также аффидевит Томми Джордена, который лежал с Гаврелом в одной палате. Джорден теперь утверждал, будто слышал, как Гаврел сказал своему отцу, что не знает, кто в него стрелял, на что тот ответил: "Послушай, это был Кал-леи. Эта девушка [Бев Басе] велела сказать, что в тебя стрелял Каллен, так что, если кто-нибудь будет тебя об этом спрашивать, ты так и говори".

Ни одно из этих новых обстоятельств особого впечатления на Джо Шэннона не произвело. Он и так знал, что Гаврел — самый ненадежный очевидец: всем было известно, что до событий той ночи этот молодой человек видел Каллена Дэвиса лишь мельком два или три раза, да и то в полутемных барах. Кроме того, возбужденное им против Дэвиса судебное дело о компенсации в размере 13 миллионов долларов, разумеется, отнюдь не способствовало укреплению его репутации как правдивого и беспристрастного свидетеля. Но все равно у обвинения оставалось еще два, казалось бы, абсолютно надежных свидетеля. Шэннон считал немыслимым, что Джордж Доулен может осмелиться вопреки решению двух членов Верховного суда освободить Каллена Дэвиса сейчас, когда дело вступило в решающую фазу. Поэтому в тот поздний час 19 августа Шэннон пришел к судье Доулену вовсе не для выяснения этого вопроса. "Ему просто хотелось узнать, что думал судья по поводу состава присяжных, которых они только что отобрали. Трудно описать изумление и даже потрясение Шэннона, когда он услышал, как тот сказал: "С вашими доказательствами не добиться смертного приговора, и отобранный вами состав присяжных его не вынесет".