Шрифт:
Тузик сидел в стороне и с любопытством наблюдал за действиями своего хозяина.
…Рано утром из Чистюньки вернулся Анемподист Вонифатьич. Еще через окно Аксинья и Фотевна определили: «Туча тучей!»
Замер сизевский дом. Палашка приняла лошадь, отстегнула подпруги и стала снимать седло с привязанными в тороках сумами. Анемподист Вонифатьич с криком бросился к ней:
— Дура! Рыжая дура! Сколько раз сказывал, сумы сначала сними!..
Палашка стала отвязывать сумы, но Анемподист Вонифатьич оттолкнул ее, сам отвязал сумы и понес их в дом.
Подглядывавшие Фотевна и Аксинья шарахнулись из коридора.
— Топи баню, Окся, топи скорее! Может, в бане поотойдет…
Аксинья проскользнула мимо входившего в двери отца и в неурочный день направилась к реке с вязанкой березовых дров.
Вскоре с веником под мышкой, босой, в тиковых полосатых подштанниках прошел в баню Анемподист Вонифатьич. Выпарившись, он лежал на полке и, положив руку на грудь, слушал, как стучит сердце.
«До сердца вот веником не доберешься, а они и без веника добрались, стучит как…»
При воспоминании о «них» Анемподист вновь схватывал веник и с ожесточением хлестал себя. Лицо со вздернутым носом, с острыми глазами вновь и вновь выплывало из банного пара.
«До всех добрались! Поликаха, Денис Денисыч…»
Газетные строчки, сбегаясь в столбцы, словно частоколом окружали маленькое курносое лицо, кричали во всеуслышание о нем, об Анемподисте Сизеве. Под тяжестью этих строк, казалось, подламываются стойки полка, и его, Анемподистово, тело погружается в сырую, холодную землю.
Амоска, нацелившись, выстрелил в круг.
С развевающимися по ветру волосенками он бросился к бане, чтобы увидеть, попала ли пуля в цель. У него пересохло в горле и захватило дух. Впереди мелькал Тузик.
Наблюдавший за Амоской Мокей замер. Замер на полдороге и Амоска: из дверей бани показался голый человек, на груди его алела кровь.
Анемподист кинулся на окаменевшего Амоску. С яру, от сизевского дома, бежали люди.
Мокей, вскрикивая от боли, неловко переставляя костыли, поспешил на помощь.
— Убили! — услышал он еще издали крики девок.
— Убил, змееныш! — покрывая голоса девок, раздался дребезжащий, гнусавый голос. Мокей узнал голос Анемподиста и облегченно вздохнул. Вид Мокея был грозен. Девки отпрянули в сторону.
Амоска лежал на земле, а голый человек пинал его ногами в лицо, в бока.
Мокей размахнулся костылем и, превозмогая нестерпимую боль в ноге, ударил голого человека по спине. Тот, вскрикнув, бросился бежать к бане.
Мокей взял Амоску на руки и, опираясь уже на один только костыль, понес мальчика домой. Из носа Амоски шла кровь. Глаз не было видно за синими кровоподтеками.
Амоска что-то шептал распухшими губами.
Мокей нагнулся к мальчику и явственно услышал:
— Винтовку… мою винтовку, дяденька Мокей…
Но винтовку Амоски держал в руках голый Анемподист и грозил ею вслед Мокею.
От ерневского двора бежали артельщики.
Увидев сбегавшихся к бане козлушан, Вонифатьич раскинул руки и повалился наземь. Закатив глаза, он громко застонал:
— Смертонька моя… Застуниица усердная…
Фотевна с исступленным ревом кинулась на грудь мужа, сорвала с седой головы шамшуру [34] и заголосила на всю заимку:
34
Шамшура — головной убор у замужних старообрядок.
— Да соко-ол ты мой яя-аа-сный! Да сгу-би-ли те-бя-яя… да-да… соккру-у-ши-и-ли!..
К причитаниям Фотевны присоединились звонкие выкрики дочек… От истошного их воя у козлушан пробегали по коже мурашки, лица насупились.
Дед Наум, прибежавший последним, волновался, еще не зная, в чем дело. По дороге он встретил бледного, еле переставлявшего больную ногу Мокея с Амоской на руках и попробовал остановить его, но Мокей, сжав зубы, молча прошел мимо.
Первое же слово, долетевшее до старика от толпы, было: «Убили!»
Из отдельных выкриков Фотевны и Анемподистовых дочек дед Наум понял, что в убийстве обвиняют всех артельщиков.
— Нести надо в дом да обмывать покойника, — расталкивая ребят и женщин, сказал он.
— Не трогайте с преступного места! В Чистюньку за властями! При понятых подымите, — неожиданно послышался гнусавый голос «покойника».
Наум оторопел и уже хотел было перекреститься, но потом улыбнулся чему-то и спокойно сказал:
— Пойдемте, ребятушки, к Мокею, он все расскажет. А тут, видно, правды, как у змеи ног, не сыщешь…