Иван Абрамович работает на государственном участке, разъезжает на лошади по бригадным поселкам двух колхозов. Привычно катятся по проселку колеса тарантаса, по нагретой пыли — летом или палым листьям — осенью. Зимой меж березовых рощ, пригнутых снегом до самого долу, бегут сани-розвальни, раскатываясь на поворотах.

Самая мирная профессия у Ивана Абрамовича. Если принять еще во внимание его скромность, то даже как-то не верится, что все, что произошло с ним на Днепре, достигнуто его недюжинной воинской отвагой, терпением и солдатской сноровкой. И все-таки это было…

За Днепром полыхали поздние зарницы. На родине, на речке Мочегае, теперь уже явственно потягивает осенним холодком, убраны хлеба и смётана в стога солома, по утрам выпадают утренники, а здесь, на Украине, еще даже лист не тронулся желтизной.

В предыдущих боях на Курской дуге выбыло больше половины роты.

При переправе через Псел погиб командир взвода, и теперь старший сержант Иван Абрамович Казаев возглавляет взвод — четырнадцать оставшихся в живых, плохо знакомых друг с другом людей. Ему уже давно приглянулись два брата сибиряка Коваленковых. На них словно бы лежал отблеск той славы и уважения, которыми пользовались бойцы сибирских полков на всех фронтах Отечественной войны. Впрочем и себя Иван Абрамович числил несколько сибиряком, как-никак у него было три года службы в Забайкальском военном округе.

Где-то в душе Иван Абрамович чувствовал смутное беспокойство — дела предстояли большие, судя по тому, что вышли к Днепру, а его четырнадцать бойцов еще по-настоящему не притерлись друг к другу. Весь день он находил для них какое-нибудь дело: то шинели приводили в порядок, то чистили оружие — и все это единственно для сближения бойцов между собой.

Дела действительно предстояли большие. Полки вышли к Днепру южнее Киева недалеко от города Переяслав-Хмельницкого. На очереди стояло форсирование реки, а каждый знал, что немцы, обозленные неудачами во время летних боев на Курской дуге, готовились взять реванш за понесенные потери. Бойцы прокрадывались к самой реке, подолгу смотрели в сторону правого берега. Все ждали намеченного часа. И этот час пришел…

Иван Абрамович пришивал крючок, когда его вызвали к командиру полка. Вызывали многих, и он поначалу подумал, что предстоит что-то обычное, но уже по тому, как командир полка, постукивая пальцем по карте, морщась от дыма папиросы, несколько раз взглянул в его сторону, он ощутил приближение чего-то важного, касающегося именно его, Ивана Абрамовича. Но речь пока шла не о нем, а мотострелках, которым первым предстояло высадиться на тот берег. Комбат мотострелков несколько раз что-то переспрашивал у командира полка, уточняя на карте, потом встал (вместе с ним встали другие) и ушел, гремя плащпалаткой. И тогда командир полка обратился уже к комбату Ивана Абрамовича.

— Он? — спросил командир полка, кивая на Казаева.

— Он, — ответил комбат.

Иван Абрамович понял, что то важное, ради которого его позвали сюда, наступило.

Он вышел из штаба, когда уже было темно. И он понял, что всплески зарева за рекой — это вовсе не зарницы: враг, обеспокоенный тишиной на левом берегу, нервничая, швырял снарядами, а ветер относил звуки разрывов.

— Собирайтесь! — сказал Казаев, вернувшись во взвод. — В полночь пойдем за реку. Шинели не брать.

Вместе с братьями-сибиряками он побывал на берегу. Большая шестивесельная шлюпка лежала, запрятанная в траве. Лодочник из местных наблюдал за рекой. Ниже по течению, видимо, уже начали переправу мотострелки. Воздух сотрясало гудением авиамоторов, разрывами бомб. Огненные хвосты ракет отражались в темной воде и гасли. Осмотрев лодку, Иван Абрамович возвратился во взвод, оставив с лодочником одного сибиряка. Бойцы, притихшие, продолжали собираться.

— И еды не брать, — решил вдруг Казаев. — Главное — боеприпасы. Возьмем, сколько сможем унести.

— Основное — тишина, — напутствовал их комбат. — Слышите, что у мотострелков делается. Можете проскользнуть незамеченными. И помните… если что, вся надежда на вас. Потому и пускаем позже.

У борта кружилась воронками с шипением вода.

— Там у берега камыш, — объяснял лодочник. — Туда и держу.

Мертвенный свет ракет заливал иногда весла, каски солдат, продолговатое тело ручного пулемета и цинки с патронами на дне лодки. Пока все шло благополучно. Вражеский огонь стянули на себя высаживающиеся южнее мотострелки.

— Быстрее, быстрее, — торопил Иван Абрамович.

Где-то на середине реки по лодке хлестнуло случайной очередью. В пробоины тонкими струями ударила вода. Бойцы забеспокоились.

— Сидеть! — прикрикнул он шепотом. — Ничего страшного. Вычерпывай касками! — и с благодарностью отметил одного из сибиряков. Сорвав рубашку, тот ножом заделывал щели.

Зашуршали камыши. Плыли, раздвигая зеленые заросли. Потом попрыгали в воду, поднимая над головой оружие и ящики с патронами.

— Жми, — оттолкнув нос лодки, сказал Иван Абрамович лодочнику. — К утру возвращайся с подкреплением.