Немцы, пытавшиеся преследовать нас, вскоре отстали, но нам нелегко было продолжать движение по осенней распутице и бездорожью. Погода была холодная, сверху падал снег, а под ногами ломался тонкий лед. Мы проваливались в вязкую жижу болота по колено, а иногда и по пояс. Мокрая одежда замерзала, коробилась и хрустела на каждом шагу. Ночью, мокрые и голодные, выбрались мы на случайный островок и устроили там привал. Зажгли костры, сушились, отдыхали.

Батя тоже пристроился возле одного из костров. Он воспользовался привалом, чтобы собрать наших коммунистов и предупредить их о том, что если сейчас трудно, то будут моменты еще труднее. Коммунисты должны помнить это и всеми мерами поддерживать бодрость партизан, дисциплину и сплоченность.

— Обстановка тяжелая, — убежденно говорил он, — но не безнадежная. Враг занял все выходы и надеется, что мы пропадем в этих болотах. Этого не будет. Мы выберемся и докажем врагу, на что способны советские партизаны.

Батя разбил партизан на пять групп, чтобы фашисты, гоняясь за ними, разбросали свои силы по разным направлениям. Наши две группы он сам повел на восток. Двое суток мы осторожно двигались по лесам и болотам. Негде было отдохнуть как следует, нечего было есть. Ни в один населенный пункт нельзя было показаться, в них находились фашисты.

К утру третьего дня мы остановились недалеко от села Островы. Выбрали сухое место для дневки, разложили костер, грелись, как могли. Настроение было подавленное.

Вероятно, и Батя чувствовал себя неважно. Но как только рассвело, он встал, сбросил ватник и, оставшись в одной рубашке, не обращая внимания на погоду, принялся за свою ежедневную гимнастику. Он занимался своим делом, будто ничего в отряде не случилось, будто это обыкновенный день на партизанской базе. Бойцы смотрели на него сначала с удивлением, а потом, когда Батя, окончив гимнастику, снял рубаху и начал умываться по пояс, многие партизаны вспомнили, что и они — закопченные, грязные после боев и походов — давно не умывались. Один за другим потянулись люди к неширокой осушительной канаве и начали приводить себя в порядок. А Батя как ни в чем не бывало продолжал туалет. Вынул бритву, кисточку, мыльницу, зачерпнул в котелок воды. Брился он без зеркала, сидя на бревнышке и устремив куда-то в пространство сосредоточенный взгляд. И брил не только бороду, но и голову спокойно, аккуратно, не торопясь. Невозмутимое спокойствие и будничная деловитость Бати невольно передавались другим. И казалось, что, смывая с себя грязь и копоть, соскабливая со щек мыльную пену и щетину, люди освобождаются от усталости, подавленности и сомнений, которые мучили многих после вчерашнего тяжелого дня.

Батя вывел отряды из окружения почти без потерь.

Первая партизанская зима была для нас особенно трудной. Кругом вражеские гарнизоны. Частые облавы на нас. Не было у нас опыта жизни и действий в тылу врага в зимних условиях. Не было и связи с Большой землей. Но все верили, что не пропадем.

Наши отряды действовали на территории трех районов: Лепельского, Чашникского и Холопеничского. Центральная база — так мы называли штаб, возглавляемый Батей, — находилась в гуще лесных массивов, среди березинских болот. Там каждую ночь жгли костры, ждали самолетов из Москвы. Надеялись, что нас будут искать и дадут нам связь. Батя направил через фронт несколько групп партизан. Мы верили, что хотя бы одна из них доберется до Москвы. И действительно, вскоре после того, как группа Диканева перешла линию фронта, к нам прибыли радисты с рациями и шифром. Нашей радости не было предела.

К маю отряды Бати значительно выросли и своими действиями охватывали огромную территорию. Они оперировали под Полоцком, Молодечно, Борисовом и Оршей. Центральная база оставалась на старом месте.

И мы уже были не одни. Рядом с нами возникли отряды Заслонова, Воронова, Кузина и несколько мелких партизанских групп. Зная их работу, Григорий Матвеевич считал, что они и без нас здесь справятся. А мы, хорошо снабженные взрывчаткой и связанные по радио с Большой землей, могли и должны более активно помогать нашему фронту, расстраивать или совсем парализовать работу основных коммуникаций противника и важнейших железнодорожных узлов.

— В Полесье такие же непроходимые места, как и здесь, но зато там сколько железных дорог! — говорил Батя, развертывая карту. — Барановичский узел. Брестский. Лунинец. Калинковичи. — Он водил пальцем по карте и остановился на маленьком пятнышке севернее Пинска. — Вот куда надо идти. Выгоновское озеро — оно будет ориентиром для самолетов связи с Большой землей. И от него рукой подать до Бреста, до Барановичей, до Калинковичей, до Лунинца.

Так было принято решение идти на запад.

Перед выходом Батя собрал коммунистов на лесной поляне и беседовал с ними о сложности и трудности предстоящего пути. Сотни километров лежат перед нами. Пойдем мы лесами, болотами, будем обходить населенные пункты, никому не попадаться на глаза. Каждый должен будет нести не менее двадцати килограммов груза: взрывчатку, боеприпасы, продукты. Отряд будет разбит на боевые группы. Возьмем с собой только самых выносливых. Местные жители, которые пойдут с нами, оставят здесь свои семьи. Каждому коммунисту надо много поработать со своими товарищами. И пусть все запомнят как важнейшее правило: отстающих не должно быть, лучше умереть, чем отстать.

Двадцать первого мая 1942 года наша колонна под командой Бати двинулась по азимуту к Березине, через моховые болота, широко раскинувшиеся впереди. В густых коврах мха, под которым ощущалась еще не оттаявшая почва, партизаны вязли по щиколотку, по колено, спотыкались, но упрямо шли. Батя, казалось, не знал, что такое усталость, и с легкостью, удивительной для его возраста, шагал или даже прыгал по кочкам.

На другой день пришлось идти по пояс в болотной воде под проливным дождем. Но никто не отставал. К половине дня выбрались на сухой островок недалеко от Березины, где стоял когда-то хутор Лубинка, а теперь чернело пожарище. Тут был устроен привал перед переправой через Березину.

Ближе к реке идти стало хуже. Талая вода затопила луга, кустарники, берега исчезли. Вооружившись длинными шестами, мы нащупывали перед собой дорогу. И Батя с таким же шестом шагал впереди. Вода была нам по пояс, иногда подымалась и выше. После дождя подул свежий ветерок, пронизывал нас насквозь. А люди с тяжелым грузом продолжали идти в сосредоточенном молчании, только слышны были всплески воды.

Готовясь к переходу, Батя запросил, чтобы ему выслали из Москвы водные лыжи, рассчитывая, что на них можно будет и по болотам ходить, и через реки переправляться. Однако по этому поводу было много сомнений. В некоторых клубах в спортинвентаре видели мы одну-другую пару таких лыж, знали, что есть любители этого вида спорта, но их насчитывались единицы. Какого-нибудь практического применения водные лыжи не имели. Вероятно, и сам изобретатель, и специалисты-спортсмены даже не предполагали, что мы будем пользоваться лыжами в боевых условиях, что эти лыжи будут приняты на вооружение партизан-разведчиков и подрывников. По способу Бати наши воины переправлялись на водных лыжах через Неман, Днестр, Припять, Буг, Вислу и многие другие реки.