Шрифт:
На рис. 0.4 схематически изображены два типа повествования (узлы, помеченные буквой S, обозначают те точки-этапы фабулы, на которых от читателя ожидается то или иное предсказание). В случае (а) отправитель ведет адресата шаг за шагом к точке множественности вероятностей (здесь различные пути развития событий представляются равновероятными). Конец текста – это еще не конечное его состояние, поскольку читателю предлагается совершить свой собственный свободный выбор и переосмыслить весь текст с точки зрения этого конечного решения. Такая ситуация типична для многих текстов авангарда (художественных и нехудожественных) и для поствебернианской музыки.
Типичный пример подобного рода – эпизод с Минуцием Мандрэйком, анализируемый в главе 2: этот эпизод не имеет завершения – или может быть завершен по-разному. Подобным же образом читатель может вообразить разные возможные концовки в «Повести о приключениях Артура Гордона Пима» Эдгара По (заключительное «примечание» автора – «От издателя» – не уменьшает, но даже усиливает, увеличивает открытость текста).
В случае (b) отправитель раз за разом предлагает адресату возможности предсказания, но всякий раз снова и снова утверждает преимущественное право своего собственного текста, недвусмысленно указывая, чт'o именно следует считать «верным» в его воображаемом (fictional) мире. Типичны в этом отношении детективные романы [66] .
66
На самом деле, кроме указанных двух возможен и третий вариант: ложное приглашение к сотворчеству. В этом случае отправитель (текст) дает адресату (читателю) ложные «ключи» (подсказки-указания), возбуждая его волю к сотворчеству, но уводя (или подталкивая) его на ложный путь и заводя по этому пути настолько далеко, что у читателя уже нет дороги назад. В конечном пункте повествования ни одно из ожиданий читателя не подтверждается, но он зашел уже слишком далеко, чтобы забыть о результатах своего неуместного сотворчества, т. е. о другом повествовании, которое сам и сотворил. И тут, вместо того чтобы всего лишь опровергнуть предположения читателя (и отвергнуть сделанный им выбор), автор начинает играть с ложным повествованием читателя, как будто оно отчасти и верно – несмотря на недвусмысленный отказ текста оправдать предсказания читателя. Подобное повествование вряд ли будет иметь счастливый конец с точки зрения прагматики, но оно будет, пожалуй, примером текста, повествующего о прагматических процедурах порождения и интерпретации текстов. Именно таков рассказ «Вполне парижская драма», анализируемый в главе восьмой.
Рис. 0.4
Очевидно, что две диаграммы, изображенные на рис. 0.4, представляют два идеальных типа читательского сотрудничества: открытая и закрытая нарративные структуры здесь жестко противопоставлены друг другу. В реальности практика порождения и интерпретации текстов представляет собой градуированный континуум возможных взаимодействий между читателем и текстом: от до (где – это максимальная свобода, а – наиболее ультимативное требование «идти в ногу»). При этом текст с точки зрения интенций автора может иметь «градус» («оценку») , но фактически получить «градус» («оценку») , а то и – или из-за неудачной текстовой стратегии, или из-за культурной и психологической специфики адресата.
0.7.4. Семема и фабула
Эта диалектика предположений и ожиданий имеет место также и в нехудожественных (nonfictional) текстах. Рассмотрим, например, такой минимальный текстовой зачин:
(20) Robin is a bachelor, as… [67]
Читатель имеет выбор, по крайней мере, из четырех возможных продолжений (но очевидно, что только одно из них будет подтверждено дальнейшим текстом):
(21) he is serving under the standard of Batman [68] .
(22) he has got a homosexual relation with Batman [69] .
(23) he got а В. A. at the Gotham City College [70] .
(24) it is a seal [71] (последняя альтернатива правдоподобна только для лексикографов).
67
Эта незавершенная английская фраза может иметь четыре различных смысла. В русском переводе можно воспроизвести только три из них (четвертый непереводим, поскольку в русском языке нет отдельного слова для обозначения молодого тюленя – см. ниже прим. 4 на с. 86). // (20a) Робин – молодой воин, поскольку… // (20b) Робин – холостяк, поскольку… // (20c) Робин – бакалавр, поскольку…
68
(21) он служит под знаменем Бэтмена.
69
(22) у него гомосексуальные отношения с Бэтменом.
70
(23) он получил степень бакалавра в Готамском городском колледже. (Готам – «город дураков» в английском фольклоре.)
71
(24) «Он (это) тюлень». (Английское слово bachelor может означать и «молодой тюлень, живущий еще отдельно от стаи».)
Я осознаю, что есть различие между ожиданиями, возникающими по ходу развития некой фабулы, и теми ожиданиями, которые могут быть вызваны лексемой / bachelor /. В этом последнем случае адресат ожидает лишь узнать, какой из уже закодированных смыслов лексемы / bachelor / («молодой воин», «неженатый мужчина», «бакалавр», «тюлень без самки») будет актуализован в тексте. Но можно ли быть уверенным, что в ходе повествования происходит нечто иное? Ведь повествование актуализует гиперкодированные ранее нарративные функции, т. е. интертекстуальные фреймы.
То, как семантические экспликации и нарративные предсказания тесно связаны между собой и совместно зависят от запаса энциклопедических знаний читателя, можно показать на следующем (довольно элементарном) примере.
Роман Сайруса С. Сульцбергера «Торговец зубами» («The Tooth Merchant») начинается с рассказа повествователя о том, что он спал в одном стамбульском борделе с проституткой по имени Иффет:
(25) «…when suddenly there was a scream at the door followed by a thump on the stairs. «Aaaaaaiiiiieee, the American Fleet», moaned Iffet, hauling the flyblown sheet about her head as the police burst in» [72] .
72
«…когда вдруг раздался крик у дверей, за которым последовал грохот шагов по лестнице. «А-а-а-й-й, американский флот», – простонала Иффет, натягивая на голову засиженную мухами простыню [как раз] в тот момент, когда ворвалась полиция» (англ.).
В нашем распоряжении есть также и итальянский перевод этого текста. Перевод – это актуализованная и выявленная интерпретация и поэтому – важное для нас свидетельство. Так вот итальянский перевод выглядит так:
(26) «…quando fummo risvegliati di soprassalto da strilli gi`u in basso, seguiti da uno scalpiccio su per scale. «Ahiaiai, la flotta americana!» gemette Iffet coprendosi la testa col lenzuolo. Irruppe invece la polizia» [73] .
73
«…когда мы были внезапно разбужены громкими криками внизу, за которыми последовал шум шагов вверх по лестнице. «Ах, ах, американский флот!» – застонала Иффет, закрывая голову простыней. Ворвалась, однако, полиция» (ит.).
Переводчик (впредь он будет для нас М-Читателем) прежде всего сделал следующие заключения: повествователь говорит от первого лица; он спал; а тот факт, что он смог повествовать о «крике внизу», свидетельствует о том, что этот крик его разбудил. Исходя из краткого «поверхностного» микровысказывания, М-Читатель экстраполировал более аналитическое макровысказывание: «X спал, возник крик, X проснулся и услышал крик» – ориентируясь на общий фрейм «внезапно проснуться из-за шума», предполагающий весьма тонкий временной порядок, включая отношения одновременности. В самом деле, почему на уровне линейной манифестации текста крик послышался «вдруг»? «Вдруг» по отношению к чему? В данном случае / вдруг / – это гипаллага [74] : внезапным был не крик, внезапным было восприятие этого крика повествователем (т. е. здесь имеет место риторическое гиперкодирование).
74
Гипаллага (лат. hypallage от греч. hypallage; букв. «замена», «обмен») – риторическая фигура (разновидность метонимии), при которой элементы высказывания меняются местами, так что нарушается их естественное соотношение.