— Вы сказали слово «почти». Значит, всё-таки, где-то реи имеют место быть? — усмехнулся я.

— Сир, имеют-то, имеют, но уж больно они повреждены, слабы и хилы. Веса такого молодца могут и не выдержать. Да и вообще, крайне несолидно это как-то!

— В смысле?

— Сир! Рея должна быть крепкой, длинной, надёжной и достойной такой личности, как ШЕВАЛЬЕ!

— О, сказанул, однако! Ну что же, значит не судьба, — задумчиво произнёс я. — Если нет реи, то нет и верёвки, и петли. Слово, данное Императором, конечно, должно быть исполнено. Но как исполнить его, если для исполнения нет основы? Не хватает важного звена. Ничего, вернёмся к вопросу чуть позже, когда отремонтируем уцелевшие корабли, или когда построим первый корабль обновлённого Имперского Флота. Мачты и реи там наверняка будут крепкими и прочными. ШЕВАЛЬЕ, даю вам новый срок для розыска ПОЭТА. До окончания ремонта первой галеры!

— А Вы не боитесь, Сир, что эта самая первая галера никогда не будет отремонтирована, ну, при таких-то условиях и обстоятельствах? — осторожно произнёс ВТОРОЙ ШЕВАЛЬЕ.

— Вы правы, Барон.

— Что, Ваше Величество?

— Дарую вам тоже титул Барона, — усмехнулся я. — Знакомы мы уже давно, сражались вы храбро, служите мне преданно. Качества лидера у вас налицо. Вроде бы, не дурак.

— Служу Империи!

— А где все мои другие ближайшие соратники? — спросил я. — Где Горные Бароны?

— Один в живых остался, Сир. Тяжело ранен. Остальные покоятся где-то на дне морском, увы… Разорваны и повержены вражескими ядрами, — глухо сказал ШЕВАЛЬЕ. — КОМАНДИР тоже убит.

— Жаль, хорошие были мужики, преданные и храбрые, — помрачнел я. — Так, так… Вообще, получается, что из всех членов нашей судьбоносной экспедиции на Первый Остров в живых остались только я, да вы, — ШЕВАЛЬЕ, и вы, — Второй ШЕВАЛЬЕ?

— Именно так, Сир, увы, — вздохнули мои соратники почти одновременно.

— Стоп, стоп, а СОТНИК?! Он же надзирает за Третьей Провинцией! — расплылся в улыбке ВТОРОЙ ШЕВАЛЬЕ.

— Осталась в живых ещё и ГРАФИНЯ, — осторожно произнёс ШЕВАЛЬЕ.

— Вы её любите? — зачем-то задал я юноше прямой вопрос в лоб.

— Обожаю, Сир, боготворю! — искренне и с пламенем во взоре ответил ШЕВАЛЬЕ.

— Ну и обожайте и боготворите на здоровье! — весело рассмеялся я. — Молодо, зелено! У вас всё впереди, Барон!

— Как это понимать, Государь!?

— А понимайте, как хотите! — легко и грустно ответил я. — «Что мне дождь!? Я из тех, кто дождей не боится. Мне на всё наплевать! Лишь жалею о том, что твоим обжигающим телом и ртом не сумею я вдоволь, увы, насладиться!». Вечная история. Вечная, как мир…

— Прекрасные стихи, Сир. Чьи?

— Мои…

— !?

Внезапно вдруг откуда-то возник сильный ветер. Он сначала завис где-то в вышине, удивлённо обозревая поле брани, потом усилился, яростно засвистел над нашими головами, взбаламутил воду, бесцеремонно смешав её с прибрежным песком. На небо стали наползать серые тучи, сквозь которые солнце едва пробивало себе путь в этот мрачный, полный трупов и крови, а значит и горя, и печали, и скорби, мир. Ах, люди, люди! Зачем всё это, к чему? Жизнь так хрупка и коротка. Вечная, как мир, тема! Собственно, вечен ли, на самом деле, этот мир? Кто знает, кто знает…

— Господа, жил когда-то на свете один русский писатель и философ по фамилии Соловьёв, — я сделал глубокий глоток из фляжки. — Так вот, он как-то написал следующее: «Бессмертная жизнь, отделённая от нравственного совершенства, не есть благо: мало быть бессмертным, — должно ещё стать достойным бессмертия через исполнение всякой правды; но так же и совершенство, подверженное гибели и уничтожению, не есть истинное благо. Бессмертное существование вне правды и совершенства будет вечным мытарством, а праведность, лишённая бессмертия, будет вопиющей неправдой, безмерной обидой!».

— Сир, это требует самого глубокого осмысления, — задумчиво произнёс ШЕВАЛЬЕ.

— А что здесь осмысливать? — нахмурился я. — Всё понятно и без осмысления. Нет правды, смысла и счастья в этом мире, ни бессмертным, но грешникам, ни смертным, но праведникам.

— А если избрать золотую середину, Сир? — внезапно спросил ВТОРОЙ ШЕВАЛЬЕ.

— Что вы имеете в виду?

— Можно же быть бессмертным праведником, Сир?

— Какая же это середина? — рассмеялся я. — Это высший идеал, гигантский скачёк вверх, ввысь, в прозрачное небо, в умиротворённую бездну, имя которой, — истинная и вечная чистота!

— Сир, надо что-то делать дальше, — осторожно произнёс ШЕВАЛЬЕ.

— Что вы имеете в виду? — беспечно спросил я.

— Надо заняться трупами, подлечить раненных, подсчитать потери, организовать и мобилизовать местное население, созвать Военный Совет, определиться с дальнейшей тактикой и стратегией, и так далее и тому подобное.

— Кстати, что с моей свитой, с моим двором? Где ГРАФ, — фельдмаршал мой блестящий и великолепный? Где ГЕРЦОГ, МАРКИЗ? Где придворные дамы, в конце концов!? Может быть, устроим бал по случаю победы, прямо здесь, на берегу? — я почувствовал, как у меня закружилась голова, резко поднялась температура и начался лёгкий озноб.