Шрифт:
Всегда спокойный и рассудительный Анатолий гонялся за стайкой, падал в воду, хватая вместо рыб пригоршни грязи.
— Ну кто бы мог подумать? — разводил он руками и снова лез в воду. Полчища комаров жалили, парни не отступали.
— К чертям, бесполезное дело. Пошли! — не выдержал Коля.
— Я никуда не пойду. Столько мучились и уйти? Надо её загонять. Не выдержит, не железная, — решительно возразил Юрий. Его поддержал и Анатолий.
— Юрка прав, уж если взялись, отступать стыдно. Только следует подумать. Одними ногами, пожалуй, её не возьмёшь.
— Толька, да ты молодчик. Вот уж верно, и кто бы мог подумать? — Колосов расхохотался.
— Я, конечно, не рыбак, — пробурчал Толька. Сощурившись, он поглядел в воду, а потом, крадучись, пошёл по берегу. Парни недоумевали, а он быстро опустил в воду руку и, ошеломив их, выбросил на берег хариуса. Они изумленно переглядывались, а он выбросил Ещё несколько рыб.
— Что это Ещё за фокус? — подбежал к нему Колосов.
Толька засмеялся:
— Становитесь в ряд. Пятнадцать раз из конца в конец — и вся рыба наша.
— Не понимаю, расскажи! — пристал к нему Юрка.
— Пойдём, сразу поймёшь.
Толька с загадочным лицом, мутя воду, зашлёпал по протоке.
— Внимательно присматривайтесь. Вот так! — Он снова наклонился и выхватил рыбину. — Понятно?
Хариусы стояли у самого берега, выставляя из воды чуть вздрагивающие жабры, отгоняя хвостами ил.
— Толька, ты великий человек! Как ты их здорово охмурил, — хохотал Юрка, набивая рыбой снятую рубаху.
Лошади сбились в кучи и, помахивая хвостами, щипали траву.
— Опять трясина? Каждый день одно и то же, — проворчал Юрий.
— Вывозимся как черти! — поддакнул Николай, Сзади шёл Анатолий, сгибаясь под узлом с рыбой,
Когда они подошли, конюхи уже развьючивали завязшую лошадь. Сунули верёвку под живот. Она лежала на боку, с белой шерсти стекала грязь. Лошадь выбилась из сил и относилась ко всему безучастно. Колосов подошёл и похлопал её по шее,
— Не горюй, милая. Не дадим пропасть, выручим!
Лошадь как будто поняла, открыла усталые печальные глаза и вдруг забилась, стараясь вырвать застрявшие ноги. Юрий гладил её. Лошадь успокоилась и положила голову на его руку.
— Давайте же скорей! Ей тяжело, — поторапливал он конюхов.
— Подохнешь, если на тебе столько поездят, — бурчал старый конюх.
Лошадь вытащили. Топь загатили кустарником.
— Может быть, вы перенесёте меня через это болото? Не хочется мочить ноги, — услышал Юрий за спиной тихий голос Жени. Он обернулся. Женя стояла у кустика в шерстяном спортивном костюме. Белый широкий ремень стягивал и так тонкую талию, а красная лента, поддерживающая модно уложенные волосы, оттеняла её смуглое лицо. Если бы не накрашенные губы, он, пожалуй, признал бы, что она действительно хороша.
Колосов подошёл и подставил плечи.
— Пожалуйста!
— Я так не удержусь. Возьмите меня на руки, я ведь легкая.
Он задумался на секунду и нерешительно повернулся, протянув к ней руки. Она обхватила его за шею и, наклонившись к уху, сказала:
— Знаете, я завидовала той лошади.
— Женя, сидите спокойно, а то уроню.
— Не делайте строгого лица. Вы добрый и ласковый, Я уже знаю.
— Вот узнаете, когда шлёпнетесь в грязь.
— Юра, остановитесь на минутку.
— Что ещё такое? — Он легко подбросил её выше. Женя осторожно смахнула с его лица комаров и засмеялась:
— Спасибо, мне так хорошо-хорошо. — И снова обхватив его шею, заглянула в лицо. — У вас есть девушка?
— Да сидите же вы, а то упадём, — пробормотал он и пошёл быстрее.
— Падайте, не обижусь, — засмеялась она. — Оставите хорошую память.
— Жалко ваши наряды.
— А может быть, я для вас и оделась?
Он нахмурился:
— Ну, вот и приехали. Слезайте.
— Так быстро?.. — с сожалением проговорила она, не сразу отпуская его шею.
К сплавбазе вышли неожиданно. Тропа тянулась по лесу и круто сбегала с пригорка. Внизу струился Молтан.
На берегу виднелись закрытые брезентами штабеля Ящиков и мешков, Ниже, у самой воды, — ряды кунгасов. Одни уже проконопаченные, просмолённые и готовые к спуску, другие белели свежевыструганными бортами.
Построек не было видно. От берега в зелёную рощу разбегались тропинки. В глубине леса стучали топоры, стонали пилы, ухали падающие деревья. Но не слышно было ни крика, ни говора людей. Таёжники работали молча.