«Наверно, это потому, что я заснул в повозке, — размышлял Том. — Больше такого не случится. Осталась последняя возможность — сегодняшняя ночь. Отправлюсь в сад и пробуду там, сколько захочу».

Брать ли коньки? Если все еще стоят морозы, можно покататься на пруду или по замерзшим заливным лугам, но не хотелось бы, как в прошлый раз, совсем отказываться от сада.

А может, в саду уже опять лето?

Он откроет дверь, и из сада повеет теплым, нежным ароматом цветов. Тисы на той стороне лужайки встретят его с распростертыми объятиями. Он пройдет по дорожке, ведущей к солнечным часам, свернет направо, пробежит по тисовой аллее, вынырнет на солнечный свет возле грядок спаржи, может быть, увидит, как Авель выкапывает корни хрена из-под яблони-скороспелки, встретит Хетти — маленькую девочку в голубом переднике с ворохом смешных историй.

«Время в саду может идти вспять, — твердил Том. — Сегодня она снова станет маленькой, и мы будем играть вместе».

Пятница в основном прошла в сборах. Вещи перебрали и сложили, чемодан вычистили и сменили на нем наклейку. Тетя потащила Тома в магазин — выбрать чего-нибудь вкусненького на дорогу и купить подарочки маме, папе и брату. У Тома не получалось даже изобразить интерес, таким далеким казался родной дом. Пройдут годы, прежде чем он увидит его завтра.

На ночь тетя оставила открытыми обе двери в спальни, чтобы услышать, если Тому вздумается опять ходить во сне. Но Том не попался на тетину уловку. Недели практики выработали у него совершенно бесшумную походку — он ухитрился выбраться из квартиры, никого не потревожив.

Из окна спальни он заметил, что небо затянуто тучами, не видно ни луны, ни звезд. На лестничной площадке он с трудом различил прямоугольник окна.

— Это совершенно неважно, — сказал сам себе Том и уверенно спустился в прихожую.

Он остановился, вслушиваясь в тиканье часов. Не хотят ли они сказать что-то именно ему? Сердце колотилось как бешеное, и в мерном тиканье старинных напольных часов Тому послышался укор.

Он прошел через прихожую, повернул налево, обогнул старый шкаф с обувью и остановился перед дверью. Как страшно открыть дверь! Он рванул засов. Ему показалось, что замок какой-то не такой, но он отогнал эту мысль.

— Я иду в сад! — пробормотал он сквозь зубы.

Часы продолжали тикать, не подтверждая и не опровергая его слов.

Том распахнул дверь, снаружи тоже была ночь, такая же темная, как ночь внутри. Он ничего не видел. Том стоял в дверях, вдыхая ночной воздух. Никакого мороза, но и благоухания летних цветов, листьев и травы он тоже не ощущал. Ничем не пахло, кроме какого-то слабого, непонятного запаха, Том никак не мог определить, что это.

— Какая разница, — убеждал сам себя Том.

Темнота тоже ничего не значила, к этому времени Том знал сад наизусть и мог найти дорогу даже с завязанными глазами. Куда пойти сначала? Через лужайку, к тисам.

Он рванулся вперед и побежал. Босые ноги ощутили холод камня, он стукнулся о какую-то металлическую штуковину, с которой слетела крышка и задребезжала по камням. Том шарахнулся в сторону и понесся дальше, к тисам, но почти сразу же врезался в деревянный забор. И тут он узнал запах креозота. Забор из пропитанных креозотом досок огораживал задний двор, где стояли мусорные ящики, а рыжебородый жилец держал свою машину.

Том ринулся обратно к дому, будто за ним кто-то гнался. Больше попыток он делать не собирался и даже дверь за собой не закрыл. Не собирался он и возвращаться в постель. Он так и застыл, рыдая, посреди прихожей, а часы продолжали равнодушно тикать.

Где-то наверху зажегся свет, и Том разглядел, что кто-то спускается по лестнице. В душе мальчик понимал — это не она, это не может быть она, но все-таки закричал, моля о помощи:

— Хетти! Хетти!

Он перебудил весь дом. Отчаянный крик, высокий и тонкий, словно птичий сигнал тревоги, донесся даже до верхнего этажа и разбудил миссис Бартоломью, которой снилась ее свадьба на Иванов день шестьдесят лет назад. Со сна ей показалось, что кто-то ее зовет. Она зажгла свет и стала выбираться из постели.

Алан Китсон перепрыгнул сразу несколько ступенек лестницы и схватил Тома в охапку. Мальчик кричал и вырывался, но постепенно обмяк и только всхлипывал. Почему-то было понятно — скоро он не успокоится.

Дядя Алан отнес Тома наверх, к тете, и спустился закрыть дверь и извиниться перед нижними жильцами. Потом опять поднялся к себе на второй этаж объяснить соседям, что случилось, — понимаете, просто племянник жены ходит во сне. Потом пришлось лезть наверх к миссис Бартоломью. Дверь была открыта, но на цепочке. Бледная, дрожащая, взволнованная домовладелица выслушала его объяснения, но, казалось, не поверила или просто не поняла. Она задавала странные вопросы, повторяла одно и то же, и Алан Китсон потерял всякое терпение. Поспешно пожелав ей спокойной ночи, он вернулся к себе в квартиру.

Тем временем тетя Гвен уложила Тома в постель, принесла ему аспирин и горячее молоко. Услышав шаги мужа, она вышла в коридор.

— Я побуду с ним, пока он не заснет. Он совсем расклеился. Такое потрясение! Очнулся и не мог понять, где находится. Один, в темноте, в чужой прихожей, не понимая, как он здесь очутился.

— Посмотри, — дядя Алан протянул ей старомодные ботинки с коньками. — Вот что было у него в руках.

Тетя Гвен была ошарашена.