В те времена проблемы билетов для меня не существовало. Не потому, что был куда-то вхож - просто умел мастерски "стрелять" лишние билетики. Приезжал к театру заранее, присматривал двух-трех дев-дурнушек: хотя бы у одной ни них в конечном счете лишний билетик оказывался. Ловились и два - в разных местах, разумеется, но младую мою супругу тогда это не слишком огорчало.

На студенческий спектакль "Добрый человек из Сезуана", памятуя о завтрашнем моем юбилее, мы попытались попасть вечером в пятницу 29 января. Билетов не достал!
– чуть ли не в первый раз за всю мою театрально-стрелковую практику. Ушли ни с чем, назавтра днем повторили все сначала. Разжились двумя билетами в последнем ряду балкона.

Поначалу, естественно, двинулись в партер: мало ли... Кто-то не придет, кто-то опоздает, тут уж не зевай. Прозевали. Упустили свой шанс, если он и был, в чем я не уверен. Отвлекла сцена. Занавеса не было, но не было и бруковского пустого пространства (впрочем, я не уверен, что тогда уже читал книгу известного английского режиссера; думаю, это случилось позже). Сцена была, можно сказать, обнаженной, но то была привлекательная нагота! По верху - светло-серая холщовая полоса с надписью, как в кино: "Добрый человек из Сезуана". Слева - такой же по почерку плакат: "Театр улиц" и абрис дерева, похожий на лестницу. Справа портрет немолодого ухмыляющегося мужчины в очках и надпись: "Б.Брехт" - мы еще не знали Брехта в лицо... Желтый задник, черная занавеска у правых кулис, обтянутые парусиной невысокие параллелепипеды по полу - вот и весь реквизит. Но почему-то хотелось его рассматривать. Мы тогда еще не привыкли к спектаклям без занавеса, к возможности "пощупать" будущий спектакль до начала...

С третьим звонком строгая билетерша вытурила нас из партера -помчались на балкон. Едва успели присесть, свет начал гаснуть, и на сцену выбежали полтора десятка таких же, как мы, ребят и девчонок. В обычных, совсем не театральных, чрезвычайно будничных платьицах и костюмах, а один - так просто в драном пиджачишке и фуражечке на немецкий лад.

Старше других выглядела стройная темно-русая женщина и длинном черном платье, с чрезвычайно строгой прической и горестными глазами. Вся геометрически выверенная, натянутая по вертикали и - ломкая. Позже мы узнали, что это - Алла Демидова в роли госпожи Янг. Весь спектакль, все сотни спектаклей она будет такой же - напряженной и ломкой, натянутой от неестественности, безнадежно антипатичной. Но это будет потом. А пока молодые актеры сгрудились у рампы, над их головами возникла черная доска с надписью: "Пьеса-притча в 3-х действиях. Исполняет студийная труппа". Замечаю, что у двух ребят в руках инструменты - аккордеон и гитара, и тут же забываю об этом, потому что один из исполнителей уже повел монолог. Неожиданный монолог! К нам, зрителям, обращается он со словами: "Вы, артисты..." Это брехтовские слова, это заявляется его взгляд на театр:

"Вы, артисты, устраивающие свои театры в больших домах, под искусственными светочами, перед молчащей толпой, - ищите время от времени театр улиц, повседневный, тысячеликий и ничем не прославленный, но зато столь жизненный земной театр, корни которого уходят в жизнь улицы.

Здесь ваша соседка изображает домохозяина, ярко показывает она, как он старается замять разговор об испорченном водопроводе. Перед вами изображающий показывает чужого ему человека, он отнюдь не сомнамбула, которую нельзя окликнуть. Окликните его, и он ответит вам спокойно - и продолжит, побеседовав с вами, свой спектакль. А в скверах молодые люди изображают девушек, как те по вечерам отстраняются, защищаются, но при этом ловко показывают грудь. Как полезен и нужен такой театр, как он серьезен и весел, и какого достоинства исполнен!"...

Закончился этот неожиданный монолог жестом в сторону портрета: не мы, мол, - Бертольд Брехт! Музыканты, как в почетном карауле, замерли у высвеченного портрета, и над залом зазвучала хриплая немецкая речь. Подлинная фонограмма. Один из музыкантов переводит: "Действие может происходить в любой стране, где человек эксплуатирует человека"...

И - пошел спектакль. Песенка водоноса "... А вода не продается. И не пьется ни в какую..." переходит в монолог о всеобщей бедности и о том, что "если кто еще способен нам помочь, так это только боги". И появляются боги - трое чудиков в приличных костюмах и велюровых шляпах. И никто в этих богов не верит, никто не желает их приютить. Сбился с ног бедный Водонос, сбился в буквальном смысле этого слова...

Первым исполнителем роли водоноса был Алексей Кузнецов. Помню ощущение от его работы: очень здорово! Но совершенно не помню деталей - заслонено все точнейшей по осмысленности работой в этой же роли Валерия Золотухина. Его-то видел много раз, пересматриваю "Доброго человека" практически каждый год - почти всегда идет этот спектакль и в день рожденья театра, и в первый день каждого нового сезона.

Очень нужен такой спектакль - о доброте и бесчеловечности, об искренности бедняков и преуспевающей посредствености, провирающейся и проворовывающейся по крупной и в мелочах.

Алексей Кузнецов (Водонос) и Зинаида Славина (Шен Те) в студенческом спектакле "Добрый человек из Сезуана", 1963 г.

Борис Галкин, Владимир Климемтьев и Арнольд Колокольников - Боги, Алексей Кузнецов - Водонос.

Олицетворением ее в таганском "Добром человеке" стал цирюльник Шу Фу - антипод Водоноса, преуспеватель, добропорядочная сволочь. Неизменно блистательно работает в этой роли Игорь Петров. Сейчас и представить сложно Петрова - Шу Фу с высокой прической. Кажется, нынешняя (и если честно, давняя уже) Игорева лысина приросла к его герою еще тогда, зимой двадцатилетней давности. А эта вертлявая, похотливая, пританцовывающая походка... Он весь - самолюбование!

Игорь с самого начала играл фарс, призывая на себя огонь критиков, в целом положительно отзывавшихся о том давнем студенческом спектакле. Не верите? Загляните в примечания к третьему тому шеститомника "Бертольт Брехт. Театр". Том с "Добрым человеком" издан в том самом 1964 году.

Любопытнейшие вещи там можно прочесть: "Наиболее значительной нз советских постановок "Доброго человека" был спектакль Ленинградского академического театра им. Пушкина. Премьера - нюнь 1962 года". Где она, эта "наиболее значительная", кто из ленинградских театралов ее помнит?! "Доброго человека" по-любимовски, по-студенчески, по-щукинскн, по-брехтовски в конце концов, ленинградцы увидят лишь через полтора года. Позже я, может быть, расскажу немного о том, как принимали и воспринимали Таганку во время ленинградских гастролей, а пока еще несколько слов из примечаний к изданию Б. Брехта 1964 года Есть там несколько строк о любимовской постановке, вот они: "В 1963 году пьеса была поставлена в Москве Театральным училищем им. Б. В. Щукина. Режиссер - Ю. Любимов. Спектакль пользуется большим успехом. В нем соединилось вдумчивое и уважительное отношение к сценическим принципам Брехта с вахтанговской традицией полуимпровизационной зрелищности. Правда, в отдельных случаях, например в трактовке роли цирюльника Шу Фу - эта зрелищность сказывалась во внешних эффектах, не соотнесенных с концепцией спектакля в целом".