«Как тебе угодно».

Провожая Джорджола к сияющему эмалью «Гермесу», Шайна сказала упавшим голосом: «Мне жаль, что все так получилось. Нехорошо получилось. Но и тебе, право же, незачем быть таким запальчивым».

«Чепуха! Кельсе — неблагодарный болван! Неужели он надеется запугать меня разговорами о помещичьей армии? Недалек тот день, когда он узнает на своей шкуре, куда дует ветер!» Джорджол схватил Шайну за плечи: «Милая, добрая Шайна! Давай уедем! Садись в яхту — один шаг, и все они останутся за бортом, далеко внизу».

«Кексик, не говори глупости. Я такое и представить себе не могу».

«Когда-то ты могла!»

«Это было давно, слишком давно, — Шайна отшатнулась: Джорджол попытался ее поцеловать. — Кексик! Пожалуйста, перестань».

Джорджол напрягся и застыл, разрываемый страстями — его пальцы так крепко сжали плечи Шайны, что та уже морщилась от боли. Раздался звук. Джорджол дико оглянулся в сторону усадьбы — к ним, будто невзначай, задумчиво приближался Кургеч. Шайна выкрутилась из цепкого объятия.

Джорджол бросился за штурвал «Гермеса», как человек, охваченный горем непосильной утраты — воздушная яхта взмыла в небо. Шайна и Кургеч молча провожали глазами летательный аппарат, постепенно исчезнувший в дымке западного горизонта. Шайна повернулась к старому кочевнику, глядя прямо в серое, изборожденное морщинами лицо: «Что случилось с Джорджолом? Он одичал, ведет себя, как сумасшедший». Она не успела договорить, как вспомнила, что Кексик всегда был диковат и часто устраивал сумасшедшие выходки.

Кургеч ответил: «Веет роковой судьбой. Нарождается беда, хаос оседлал его, как детеныш — загривок эрджина».

«Дует ветер перемен, — согласилась Шайна. — Я чувствую: на всех нас что-то давит. Скажи — о чем говорят шаманы? Ао тоже хотят, чтобы мы покинули Рассветную усадьбу?»

Кургеч смотрел на южные просторы — на землю, тысячи лет принадлежавшую его племени: «Кое-кто из недорослей прислушивается к виттолям. Подражают Серому Принцу, величают себя «авангардом синей нации». Другие считают, что Алуан слишком велик, чтобы придавать значение словам: места хватит на всех. Пришлые застолбили поместья — пусть живут как хотят, мы немного потеряли и кое-что приобрели. Авангард протестует: «Подумайте о будущем! Пришлые размножатся, построят сотни новых усадеб и выживут нас в пустыню! Это наша земля, нас ограбили. Настало время свести счеты — теперь или никогда!» А другие отвечают: «Где они, сотни новых усадеб? Что-то не видать. Жизнь и так полна забот — зачем придумывать новые?» Судят-рядят, да все без толку».

«Сегодня Джорджол требовал, чтобы с ним обедали в парадной столовой. Ты думаешь, он прав?»

«Джорджол взял на себя непосильное бремя».

«А ты, Кургеч? Ты хочешь обедать в парадной столовой?»

«Если бы меня пригласили, я бы счел это за честь и принял приглашение. Парадная столовая — святилище, а святилища нельзя осквернять. Ютер Мэддок давно нашел все наши качембы. Не раз у него была такая возможность, но он никогда не заходил в них. Если бы твой отец захотел, он мог бы принять участие в нескольких обрядах, надеть церемониальные одежды, подготовиться, настроившись надлежащим образом, и посетить любое из наших святилищ — кроме тех, где обитают его воплощения, конечно: встреча с двойником всегда опасна. Само собой, мне стоило только намекнуть, и он одолжил бы мне помещичий костюм, чтобы пригласить меня в парадную столовую».

Шайна с сомнением поджала губы: «Отец придерживался строгих правил».

«В один прекрасный день ты узнаешь правду».

Шайна не на шутку удивилась: «Какую правду? Что ты имеешь в виду?»

«Всему свое время».

Обед подавали две девушки-ао, Вональдуна и Саравана, подрабатывавшие в поместье подобно многим соплеменницам, время от времени подряжавшимся на год или на пару лет. Поварихой в Рассветной усадьбе была Гермина Линголет, троюродная сестра Кельсе и Шайны, считавшая себя, так же как и домоправительница, Рейона Верлас-Мэддок, скорее частью семейства, нежели прислугой. На этот раз она приготовила перченый «халяш» — мясо, тушеное по рецепту кочевников — с гарниром из дикой петрушки, пареной перловкой в отдельном блюде и салатом из свежей огородной зелени. Напряжение, возникшее после отъезда Джорджола, рассеялось не сразу. Только когда Эльво Глиссам упомянул об эрджинах и об их умственных способностях, завязалась оживленная беседа. Кургеч был кладезем всевозможных историй. Сначала он поведал о четырех эрджинах, покусившихся, договорившись телепатически, заманить в западню отряд всадников-сомайджи, сопровождавших ценный товар. Потом Кургеч вспомнил легенду о битве эрджинов и морфотов, а напоследок рассказал, как разойтись с эрджином, если тот повстречается на горной тропе.

Все подкрепились на славу. Не обменявшись ни словом, ни знаком, Кургеч и Хулио одновременно встали, вежливо поблагодарили хозяев и удалились. Кельсе, Эльво Глиссам и Шайна продолжали наслаждаться прохладой под сенью камедаров. Шайна заметила: «Что ж, обед кончился — и снова Кексика не пустили в парадную столовую. Что у него на уме, хотела бы я знать?»

«Черт бы побрал Кексика — Джорджола — Серого Принца — как бы он себя ни называл! — раздраженно воскликнул Кельсе. — Пусть проваливает в Оланж, там ему самое место. Там он может вваливаться голышом в любую помещичью гостиную, и его только попросят приходить снова».

Эльво Глиссам осторожно заметил: «Мягко говоря, энергичный молодой человек».

«Да он просто свихнулся! — рычал Кельсе. — Мания величия, бредовые идеи, истерика — налицо все признаки помешательства».

Шайна глядела в туманную даль саванны: «Что он имел в виду, когда сказал, что ты собираешь помещичью армию?»

Кельсе мрачно усмехнулся: «Соглядатаи Джорджола выслуживаются, из каждой мухи делая слона. «Помещичья армия» — не более чем несколько пометок на листе бумаги. Мы с Джердом надеялись, что нам удастся не афишировать нашу затею хотя бы еще неделю-другую».