Я увидела, как он выходит из метро. Как всегда, не в униформе. Наверное, он переодевался уже в комиссариате, в раздевалке. В обычной одежде он выглядел совсем по-другому – не скажешь, что полицейский. Просто мужчина, такой же, как все. Я следила за ним уже несколько дней, поэтому успела узнать его привычки. Он приезжал на работу к восьми утра, заходил в кафе напротив комиссариата и покупал себе большой стакан кофе со сливками и круассан. Весь день он безвылазно сидел в этом огромном здании. А в обед, наверное, ходил со своими коллегами в местную столовую. Ближе к шести вечера он возвращался домой.

Один раз я даже проводила его до самого дома. Он жил возле кладбища Пер-Лашез, в многоквартирном доме, который, по всей вероятности, был населен только полицейскими. Я узнала, на каком этаже его квартира, как выглядит его дверь. В телефонном справочнике нашла его номер, рядом с которым была указана фамилия и первая буква имени: Лоран Л. Женат ли он, есть ли у него дети? Об этом мне не было известно. Я никого не поставила в известность о своем плане. Ни Эмму, ни Эндрю. Собственно, плана как такового и не было, просто идея. Наитие. То, что могло помочь мне продвинуться к цели. Что помогало мне вставать по утрам и не терять надежду. Что вселяло в меня уверенность, давало силы день за днем смотреть на восковое лицо моего сына. Мой секрет.

Я почувствовала, что готова, на восьмой день. Приехала в комиссариат и сказала, что хочу с ним поговорить. Мне ответили, что сейчас его позовут. Пока все шло хорошо. Он действительно пришел очень быстро. По его виду я поняла, что он меня узнал. Легкая улыбка… Глаза по-прежнему ясные. Я сказала, что мне нужно с ним поговорить. Он подвел меня к стоящему в коридоре трясущемуся кофейному агрегату. И предложил стаканчик кофе. Я отказалась. Я не знала, как начать разговор. Подыскивала слова. Однако он заговорил первым:

– Мальчик до сих пор в коме?

Я кивнула.

Он вздохнул.

– У нас тоже ничего нового, мадам. Это долгий процесс.

К этому я была готова.

– Я хотела бы взглянуть на дело. Прочитать показания свидетелей. Вы можете мне их показать?

Не сказать, чтобы моя просьба его удивила. Через минуту я снова сидела в комнате, куда нас с Эндрю привели в тот первый, незабываемый день. Который теперь кажется таким далеким… Лоран протянул мне папку, на которой были написаны наша фамилия и регистрационный номер. Я села на стул и принялась читать. Это было похоже на роман. Наши с Эндрю персональные данные, потом наши показания. Свидетелями происшествия было трое: пара случайных прохожих и водитель автобуса 91-го маршрута. Инцидент произошел у них на глазах, потом машина, сбившая Малькольма, скрылась. У водителя автобуса была бельгийская фамилия – Ванденбосх. Он жил в пригороде, в его южной части. Он сказал следующее: «Я не мог видеть, кто сидел за рулем. Но мне показалось, что это была женщина. Я видел белые кудрявые волосы».

У меня сжалось сердце. Я сунула этот лист под нос Лорану. Он вздрогнул.

– Вы это читали? Женщина! Водитель автобуса считает, что это была женщина!

Женщина? Разве может женщина сбить ребенка на пешеходном переходе и не остановиться? Разве женщина способна на такое? Женщина! Ужасно! Этого просто не может быть! Я была уверена, что за рулем той машины сидел мужчина. В языке вообще нет таких слов – «водительница», «шоферша». Их попросту нет…

Лорен промолчал. Он перечитал листок. Мне хотелось, чтобы он заговорил, чтобы произнес хоть слово, но он молчал. И я принялась читать дальше. «Автомобиль «мерседес» коричневого цвета. Старой модели. Номерной знак грязный, пыльный. Я заметил только первые цифры: 86 или 56, потом буквы LYR, потом, по-моему, 54, 64 или 84. Но я не уверен. Но это точно было не 75».

Я сказала:

– Послушайте меня! Я хочу, чтобы дело двигалось. Имея эти данные, можно что-то делать. У вас есть информация. Нельзя сказать, что совсем ничего не ясно. Можно восстановить номерной знак, тем более что он не парижский. Нужно шевелиться, звонить… Конечно, это сложно, но ведь по-другому не получится, верно?

Он вежливо выслушал мою тираду.

– У нас мало свободных людей, мадам. И потом, у нас, как у всех, есть майские выходные. И нашу службу как раз реструктурируют, это долгий процесс. Нужно время, чтобы дозвониться куда следует, все проверить. Мы делаем это вручную, я вам уже говорил. И рабочих рук мало. Но дело все равно движется. Вам просто нужно потерпеть.

Я смотрела на него и, не в силах совладать с нервозностью, молча грызла ноготь на указательном пальце.

Он продолжал все тем же апатичным, спокойным голосом:

– Мой коллега уже приступил к делу. И получил кое-какую информацию. Но мы пока не нашли того типа. Вам нужно подождать, мадам.

Я бы предпочла, чтобы он рассердился, чтобы не был таким невозмутимым. Чтобы сказал мне правду. Чтобы признался, что никто даже не начинал расследование, потому что всем наплевать, потому что впереди выходные, сокращенные рабочие дни, потому что есть более срочные дела – террористы, взломщики, налетчики… Разве можно их ставить на одну доску с тр'yсами, сбивающими детей на пешеходных переходах в послеобеденное время по средам?

Я наклонилась к нему.

– Мне надоело ждать. Полагаю, вы меня не поняли. Не знаю, как еще вам объяснять, но если вы не пошевелитесь, я сойду с ума. Слышите?

Последнее слово я выкрикнула. Он встал и вернулся со стаканом воды. И протянул его мне. Я выпила залпом. Потом зазвонил телефон. Он попросил прощения и поднял трубку. Пока он говорил, я рассматривала предметы у него на столе. Свидетельские показания водителя с бельгийской фамилией. Его номер телефона. Адрес. Цифры на номерном знаке того «мерседеса». Я потихоньку извлекла из сумочки ручку и блокнот. Пока Лоран говорил по телефону, я все это переписала. А разговор все никак не заканчивался. Я встала и знаком дала понять, что мне пора. Он встрепенулся и указал на стул, приглашая снова сесть. Но я поторопилась уйти. Я больше не могла ждать.