— Никаких, значит, милых людей? Он не кололся?

— Да вроде нет. Иногда баловался марихуаной.

— А ты?

— Я? Я даже не пью.

— Я не о том. Ты там бывал?

— Господи, нет, конечно!

— По тебе видно, что не бывал.

Джон улыбнулся и хлопнул себя по бедру.

Рядом, по направлению ко Второй авеню, виднелось заведение, именовавшееся «Бани Арабские ночи».

— А как насчет этого садка для рыбок?

Джон поморгал, но не ответил.

— Хендерсон сюда заходил?

Джон пожал плечами.

— Зайдем посмотрим, может, он там?

— Хочу вас предупредить, — вдруг сказал Джон. — Там любят фокусы.

— Мы сами с усами, — отозвался Гробовщик. Джон хихикнул.

Они поднялись по ступенькам и прошли через короткий коридор, освещенный голой, засиженной мухами лампочкой. Перед раздевалкой в клетушке сидел за столом толстяк с потным сальным лицом. На нем были грязная белая рубашка с отрезанными рукавами, промокшие от пота подтяжки и легкие брюки в пятнах, размером на слона. Он представлял собой большой ком жира, промокший от пота. О лице напоминали только очки в черной оправе, за которыми виднелись большие и не очень трезвые глаза.

Он выложил на стол три ключа.

— Вешайте одежду в шкафы. Если при вас есть что-то ценное, лучше оставьте у меня.

— Мы только хотим посмотреть, — сказал Могильщик.

Человек покосился на наряд Джона и буркнул:

— Положено раздеваться.

Джон вдруг прикрыл рот рукой, словно в ужасе.

— Вы меня не поняли, — сказал Могильщик, — Мы из полиции. Мы детективы, ясно? — Он и Гробовщик показали свои значки.

— Полицейские — мои лучшие клиенты, — невозмутимо отозвался толстяк.

— Могу себе представить, — усмехнулся Могильщик.

Он и толстяк имели в виду совсем разные вещи.

— Скажите, кто вам нужен. Я всех тут знаю.

— Дик Хендерсон, — сказал Джон Бабсон.

— Детка Иисус, — сказал Могильщик.

Толстяк отрицательно покачал головой. Детективы двинулись к банной комнате. Джон замешкался.

— Я, пожалуй, разденусь, — пробормотал Джон Бабсон, глядя поочередно то на Могильщика, то на Гробовщика, — Зачем портить людям праздник?..

— Мы не хотим тебя потерять, — сказал Могильщик.

— А это непременно произойдет, если ты покажешь миру свои прелести, — сказал Гробовщик.

Джон надул губки. Оказавшись в знакомой обстановке, он позволил себе сказать, что думал:

— Старые злыдни.

Из густого, как туман, пара просвечивали нагие тела. Худые и толстые, черные и белые. На вошедших одетых людей устремились злобные взгляды.

— А зачем им цепи? — осведомился Могильщик у Джона.

— Вы удивительно наивны для сыщика, — буркнул тот.

— Я всегда считал, что они пользуются розгами.

— Это было давно.

Если Джон и увидел кого-то из знакомых, не подал вида. Детективы, впрочем, и не ожидали кого-то там встретить. Оказавшись снова на улице, они некоторое время молча стояли, глядя в сторону Второй авеню. На углу висела вывеска — реклама мороженого и шоколада. Рядом была стеклянная дверь — похоже, какого-то зрительного зала. Плакаты в витрине сообщали, что Марта Шлам поет еврейские народные песни и зонги Бертольда Брехта.

— Здесь обычно выступает цирковая труппа Ганглера, — сказал Джон.

— Секс-шоу? — удивился Могильщик.

— Что за грязные мысли! Нет, это цирк, только без слонов со львами. Труппа состоит из братьев Ганглер, собаки, петуха, осла и кота. Они разъезжают в красном с золотом фургоне.

— Оставим цирк детям, давайте закончим с этим, — нетерпеливо сказал Гробовщик.

Здесь люди сильно отличались от обитателей Гарлема. Даже собратья по расе. Там, в Гарлеме, у каждого была цель, дурная или достойная — не столь существенно. Но здесь люди блуждали в странном оцепенении, словно не знали, на каком свете находятся. Они двигались в замедленном темпе. Грязные и равнодушные ко всему вокруг. Немытые и нелюбопытные. Недовольные жизнью. Своей и чужой.

— Да. По сравнению с этим местом Гарлем — просто воскресная ярмарка, — сказал Могильщик.

— Такое впечатление, что мы просто заезжие провинциалы.

— Точно, точно.

Они перешли улицу, пошли по другой стороне и вскоре оказались у большого деревянного строения, выкрашенного в красный цвет с зеленой каймой. Над входом вывеска гласила:

«DOM POLSKI NARDOWY».

— Что это за пожарище, сынок? — спросил Гробовщик.

— Это? Польский народный дом, — сообщил Джон.

— Для престарелых?