Шрифт:
Наблюдатель, расположившийся на соседней горной вершине, всматривался в монокулярный прибор ночного видения. Как только лицо военнопленного оказалось на виду, приподнятое настроение наблюдателя мгновенно уступило место ужасу. Наш вождь захвачен!
Наблюдатель перебрался через гребень горы. В бледном лунном свете он мог видеть грузовики своего отряда, припаркованные в долине. Он встал в полный рост на месте, назначенном для подачи сигнала. Затем вытянул из-под своей туники пластмассовую палочку световой шашки, надломил ее и стал описывать люминесцирующей зеленой трубкой широкие круги.
Центральное место в лагере Крофорда занимали два компактных всепогодных мобильных укрытия, представлявших собой палатки высотой десять с половиной футов, двадцать футов шириной и тридцать два фута длиной, каждую из которых четверо мужчин могли собрать меньше чем за тридцать минут. Первая палатка выполняла двойную функцию командного пункта и места расквартирования Крофорда и его старшего сержанта. Во второй палатке обычно хранился сухой паек и было оборудовано десять спальных мест, отделения взвода использовали их поочереди. Крофорд приказал морским пехотинцам освободить спальную зону, чтобы разместить там пленного Фахима аль-Захрани.
Аль-Захрани сидел на пустом ящике из-под боеприпасов, его руки были крепко связаны двумя витками нейлоновой веревки. Вторая веревка была обмотана вокруг его лодыжек. Два морских пехотинца с М-16 стояли по сторонам.
Ротный медик младший капрал Джереми Левин — худой тридцатиоднолетний семейный врач-резервист, который уже отслужил пять месяцев своего третьего назначения в Ираке, — сидел на ящике перед аль-Захрани. Он уже дезинфицировал рану на руке аль-Захрани йодом и протер лицо пленного антисептическими салфетками. Но он был озабочен состоянием аль-Захрани: потное лицо, угнетенность и тяжелое дыхание.
Он вставил отоскоп в левое ухо аль-Захрани, которое было порвано, затем в правое ухо, из которого сочилась кровь и какая-то прозрачная жидкость.
Крофорд, Джейсон и Хазо стояли рядом.
— Эй, козел! — громко обратился Крофорд к аль-Захрани. — Я знаю, что ты говоришь на английском. Просто хотел сообщить тебе, что считаю Женевскую конвенцию кучей верблюжьего дерьма. Так что не жди, что я буду уважать твои гражданские свободы.
Левин включил свет офтальмоскопа и придвинулся поближе, чтобы осмотреть немигающие глаза аль-Захрани.
— Зрачки реагируют прекрасно… очевидных неврологических повреждений нет. Не похоже, чтобы он был в шоке.
— Значит, он просто прикидывается? — спросил Крофорд.
— Я уверен, что он немного не в себе, полковник, — кратко ответил медик, оборачиваясь к своему чемоданчику и доставая ушной цифровой термометр. Он измерил температуру в обоих ушах, и лицо его скривилось.
— Хм-м-м. Да у него, похоже, очень высокая температура. Это может объяснить апатию.
— Ты хочешь сказать мне, что он простудился? — спросил Крофорд.
— Это не простуда, — ответил Левин.
Апатия — это еще слабо сказано, подумал Джейсон. Главный террорист мира казался безжизненным. О чем он мог думать? Был ли он унижен или испуган? Джейсон хотел, чтобы он боролся… хотел, чтобы он реагировал.
Левин собрал немного слизи, капавшей из ноздрей аль-Захрани.
— Не знаю, в чем тут дело — в пыли, которой он надышался, или в чем-то еще. Я проверю его на грипп, на всякий случай.
Крофорд отступил на шаг.
— Если этот сукин сын меня заразит…
— Уверен, что с вами все будет хорошо, — сказал медик. Он обернул манжету манометра вокруг левой руки аль-Захрани, вставил в свои уши стетоскоп и начал накачивать манжету резиновой грушей. Все тихо ждали, пока он измерял показатели жизнедеятельности пациента.
— Учитывая пережитое им волнение, его артериальное давление ужасно низко. — Он приложил воронку стетоскопа к сердцу аль-Захрани и внимательно прислушался. Затем перешел на бока и проверил легочные функции.
— У него там много жидкости. Вероятно, пыли надышался.
Но не так много, как невинные гражданские лица, оказавшиеся во взорванных небоскребах, подумал Джейсон.
— Что, по-вашему, случилось с его рукой? — спросил он.
Медик осмотрел глубокую рваную рану. Она выглядела хуже, чем всего несколько минут назад.
— Должно быть, поймал осколок или рикошет. Это может быть и старая рана. Не знаю.
Он закатал рукав туники аль-Захрани, перевернул руку и провел одетым в перчатку пальцем по выступающим темным венам на запястье и предплечье.